- Я правда хотела спросить про наколку, - сказала Габи, когда они приблизились к реке.
Робин вытерла руки о живот, но толку не было.
- Уже не видно. Слишком много грязи. А сама-то ты что думаешь?
Габи собралась было выдать что-нибудь такое вежливое и уклончивое, но затем передумала.
- Ничего более мерзкого, кажется, в жизни не видела.
- Точно. Оттуда идет много лабры.
- Может, объяснишь? Что, все ведьмы так себя уродуют?
- Нет. Я одна. Отсюда и лабра.
Они осторожно вошли в реку и сели. Дождь уже сменил гнев на милость, превратившись в тонкую мглу. А к северу сквозь разрыв в облаках пробился первый луч света.
Наколку Габи уже не видела, но не переставала о ней думать. Гротескная татуировка была устрашающей. Выполненная в манере анатомического чертежа, она изображала срезанные и с хирургической точностью откинутые в стороны слои ткани, что обнажали лежащие под ними органы. Яичники напоминали гнилой фрукт, где ползают личинки. На фаллопиевых трубах было понавязано множество узлов. Но страшнее всего была сама матка. Распухшая, она так и лезла из «разреза» - и рваная рана на ней сочилась кровью. Ясно было, что ранение нанесено изнутри, словно что-то прорывалось наружу. Но от твари, что таилась в матке, не было видно почти ничего - только пара бешеных красных глаз.
Когда они отправились обратно за одеждой, снова хлынул порядочный ливень. Габи не очень встревожилась, когда Робин вдруг поскользнулась и упала; ей и самой идти было трудно, а Робин к тому же берегла подвернутую лодыжку. Но когда Робин упала в четвертый раз, стало ясно - что-то тут не так. Габи посмотрела на подругу. Та шаталась, дрожала, на щеках от усилия вздулись желваки.
- Давай я помогу, - сказала Габи, когда видеть все это стало уже невозможно.
- Нет, спасибо. Я сама.
Минутой позже Робин упала - и уже не поднималась. Руки и ноги затряслись, глаза смотрели куда-то в одну точку. Габи присела на корточки и подхватила Робин одной рукой под колени, другой под спину.
- Ннннн… ннннееееее… Нннннееееетттт.
- Что? Не будь дурочкой. Я не могу бросить тебя под дождем.
- Нннннеееееттттт. Уйййййййддддддииии. Оссссссттттттааааавь мммееенннняяяя.
Вот беда! Габи опустила Робин на землю и склонилась над ней, гладя по голове. Она взглянула в сторону уже недалекого костра, затем снова на Робин. Они оказались на вершине невысокого холма; поднимающаяся вода угрозы не представляла. От дождевой воды Робин тоже не утонет. Хищников, способных доставить серьезные неприятности, в этой части Гипериона не водилось. Были, впрочем, мелкие зверьки, способные ущипнуть.
Все должно было проясниться позднее. Следовало достигнуть какого-то компромисса. Прежних ошибок Габи повторять не желала. Так что она оставила Робин в покое и направилась к лагерю.
Встревоженная, Фанфара сразу встала, увидев, что Габи возвращается одна. Габи знала, что титанида видела, как они уходили вдвоем; вероятно, она даже догадывалась, чем они намеревались заняться - там, под дождем. И Габи решила успокоить Фанфару, пока та не перешла к выводам.
- С ней все в порядке. Мне, по крайней мере, так кажется. Ее прихватил припадок, и от моей помощи она отказалась. Мы сможем забрать ее, когда настанет время выступать. Ты куда?
- Принести ее сюда, в палатку! Куда же еще?
- Сомневаюсь, что она это оценит.
Фанфара бросила на Габи такой гневный взгляд, какого ее пока еще ни одна титанида не удостаивала.
- Вы, люди, можете играть в свои пошлые игры, - презрительно фыркнула она. - А я не желаю. Ни по ее правилам, ни по твоим.
Робин увидела, как сквозь стену дождя над нею склоняется Фанфара. Так, значит Габи выслала кавалерию. Это, по крайней мере, было очевидно.
- Я пришла сама, - сказала титанида, выдергивая Робин из грязи. - Независимо от того, какие человеческие идеи ты пытаешься отстаивать, этот безумный акт должен быть подавлен, потому что никакое человеческое содействие тебя отсюда не вытащит.
- Положи меня на место, лошадь педальная, переросток чертов, - попыталась сказать Робин, но из горла вырвалось лишь презренное бульканье и карканье. Нижняя челюсть безвольно отвисла.
- Я о тебе позабочусь, - нежно проговорила Фанфара.
Робин была спокойна, пока Фанфара укладывала ее поверх спального мешка. Прекрати бороться, подчинись, выжди - и, в конце концов, победишь. Сейчас ты беспомощна, но можно достать их потом. Еще будет время.
Фанфара вернулась с ведерком теплой воды. Она вымыла Робин, растерла ее полотенцем, обращаясь с ней будто с дефектной механической куклой. Затем натянула на нее расшитое совершенство ночной рубашки. Робин, должно быть, весила для нее не больше комка бумаги, раз Фанфара одной рукой аккуратно засунула ее в спальный мешок. И не забыла заботливо подоткнуть его у Робин на шее.
А потом титанида запела.
Где-то глубоко-глубоко в горле у Робин вдруг собрался теплый комок. Это ее испугало. Когда тебя вот так подтыкают, купают, одевают - это же страшный урон для достоинства. Ей следовало бы собрать еще больше гнева, сочинить испепеляющий словесный демарш, который она обрушит на проклятую тварь, как только вновь овладеет своим телом. А вместо этого она чувствовала внутри удушающе-теплый комок давно позабытых чувств.
Немыслимо было плакать. Стоит только раз этому поддаться - и уже никогда не будешь свободен от самосожаления. Это был самый большой страх Робин - такой большой, что она даже редко могла его назвать. Бывали минуты, когда она плакала. Но то было в полном одиночестве. Проделать же это, когда кто-то был рядом, она просто не могла.
И все же в каком-то смысле она была здесь в одиночестве. Фанфара сама сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144