Ноги ее свисали на метр ниже головы. И прежде чем спуститься по склону, следовало сто раз подумать.
Когда Робин, наконец, двинулась, осторожности ее не было предела. Она отползала назад на локтях, пока не почувствовала, что поверхность выравнивается. Затем, повернувшись, намертво вцепилась в теплый камень. Что за чудесная штука гравитация! Но только когда она придавливает тебя к ровной поверхности, а не грозит сдернуть с ненадежного насеста. Раньше Робин и в голову не приходило задумываться о гравитации как о друге или враге.
Дрожь прекратилась, и Робин подкралась к краю расщелины, где она столько часов пролежала беспомощной. При падении она раздавила одну из сиялок. Другая, полумертвая, еле мерцала, но все же давала достаточно света, чтобы Робин могла заглянуть вниз и увидеть дно - в полутора метрах от того места, где были ее ноги.
Если бы она только-только прибыла в Гею, то посмеялась бы над таким расстоянием. А теперь не стала. В конце концов, не нужно сотни метров, чтобы убить; не нужно даже и десяти. Если как следует (вернее - как не следует) упасть, хватит и полутора.
Робин сперва осмотрела свое тело, затем снаряжение. Сильно болел бок, но после аккуратного прощупывания она решила, что ребра не сломаны. Под носом запеклась кровь; Робин ударилась лицом, когда ноги вдруг провалились - перед самым началом ужасающего скольжения вперед ногами в неведомое. Если не считать этого, нескольких царапин и сломанного ногтя, все было в порядке. Осмотр снаряжения никаких пропаж не выявил. Клетка с сиялками сломалась, но держать там все равно пока что было некого, а новую вполне можно будет сплести из прутьев на следующей стоянке.
Робин уже потеряла счет тому, сколько раз она спасалась от катастрофы, и уже начала путаться, что можно считать спасением, а что - нет. Даже если исключить все те случаи, когда пальцы скользили по веревке, а ноги ненадолго лишались опоры, если не считать падавших в считанных метрах от нее камней, зыбучего песка, который оказался лишь по пояс глубиной, внезапного наводнения, вдруг затопившего лощину, которую она только-только собралась пересечь, - если считать лишь то, что Робин действительно чувствовала холодную, липкую хватку смерти, когда страх проникал ей в душу, - все равно выходило слишком много. Ей невероятно везло, и она это знала. Были времена, когда опасность ее вдохновляла. Теперь эти времена прошли.
Каждый новый день приносил и новые страхи. Их было так много, что Робин уже не стыдилась бояться. Она была слишком измучена, слишком потрясена крахом той, кем себя считала. Если ей суждено из этой пещеры выбраться, то наружу выйдет уже не Робин Девятипалая, а некая подавленная незнакомка.
Быть Робин Девятипалой было непросто, но се, по крайней мере, уважали. Никто не мог бесцеремонно с нею обойтись. В очередной раз Робин задумалась над тем, что куда достойнее кончить свою жизнь здесь, где никто ее не видит. А выйти на свет значит явить всему миру свой позор.
Но немного погодя, побуждаемая силой, которой она бы сопротивлялась, если бы знала как, Робин встала и продолжила свой дальний путь на восток.
Все казалось так просто, когда она объясняла это Крису и Валье. Робин будет пробираться по пещере, неизменно направляясь на восток, пока не выйдет к залу Тейи. При этом, разумеется, предполагалось, что направление, которое они считали востоком, действительно восток. Если же нет, Робин тут мало что могла поделать.
Но вскоре выяснилось, что, кроме первого и главного предположения, ей придется сделать еще несколько. Будет ли пещера, длиной в несколько километров на запад и невесть сколько на восток, и дальше тянуться в этом направлении. А никакого резона для этого не было. По точечным огонькам сиялок Робин могла судить об общем направлении прохода на два-три километра в ту и в другую сторону. Линия в целом казалась прямой. Однако множество изгибов и извивов вызывали в этом сомнение.
Была и еще одна неприятность. Невозможно было сказать, поднимается пещера или опускается. Начали они с уровня, про который точно было известно, что он в пяти километрах под землей, так утверждала Сирокко. Но Робин также знала, что наружная кожа Геи имеет толщину в тридцать километров и промахнуть зал Тейи запросто можно было и по вертикали.
Все сомнения Робин запросто устранили бы два простейших устройства. Подниматься в Гее означало становиться легче, в то время как при спуске вес соответственно увеличивался. Чувствительные пружинные весы запросто замерили бы разницу. Собственные же ощущения Робин были весьма неопределенными. Гироскопические гейские часы легко было использовать как компас, ибо, когда их ось ориентировали на юг-север, она уже не вращалась. Ориентируя часы до остановки, а затем поворачивая их на девяносто градусов, Робин могла бы различить восток и запад по тому, шли часы назад или вперед. Но в пружинных весах ни Сирокко, ни Габи в своих походах не нуждались, и они их не захватили. А часы остались во вьюке у Менестреля.
Убив уйму времени на попытки зафиксировать свое положение и направление при помощи каких-то простых средств, Робин пребывала в еще большем недоумении. Так, вроде бы различить восток и запад можно по поведению падающих предметов. Робин натянула длинные отвесы и роняла все, что попадалось под руку, - с крайне невразумительными результатами.
Под конец она просто брела, затерянная во мраке. И так продолжалось уже три килооборота, а быть может, и больше. Она решила идти вдоль северной стены. Идея казалась замечательной, пока не более чем через двадцать снов ее похода Робин не зашла в тупик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144