– Он встал. – Мне пора, надеюсь, я не помешал своим визитом.
– Вовсе нет, мистер Блейкли, приходите еще.
– Скотт, хорошенько заботься о своей маме.
С этими словами Доусон направился к двери. Когда он вышел в коридор, из кухни показалась Ханна.
– Мистер Доусон, вы здесь! – Нянька повернулась к мальчику: – Скотт, шел бы ты на кухню, тебя ждет ужин.
– Хорошо, Ханна. Спокойной ночи, мистер Блейкли.
Попрощавшись, мальчик ушел. Как только за ним закрылась дверь, Доусон схватил старую няньку за плечи и шепотом спросил:
– Как она? Она когда-нибудь оправится от горя?
– Ох, мистер Доусон, не знаю, что и сказать. Боюсь я за нее. Мисс Кэтлин, почитай, ничего не ест и не выходит из своей комнаты. Бедняжка ужасно страдает, у меня просто сердце кровью обливается, как посмотрю на нее.
– Ханна, я бы все отдал, лишь бы подняться к ней и…
– Нет, мистер Доусон, нельзя, вы сами знаете.
– Ханна, мне бы только на минутку ее увидеть…
– Я вас понимаю, мистер Доусон, но вы же знаете, негоже это.
– Конечно, ты права. Наверное, мне вообще не следовало приходить, но я должен был узнать, как она. Ханна, я хочу дать тебе денег, позволь мне сделать хотя бы такую малость.
Ханна покачала головой:
– Нет, сэр, вы очень любезны, но она их не возьмет. Вы-то как себя чувствуете? Выздоровели наконец?
– Я почти как новенький, – невесело улыбнулся Доусон. – Мне нужно идти, я больше не приду, так что ты уж, пожалуйста, заботься о ней хорошенько.
– Непременно, мистер Доусон, я буду заботиться о нашей девочке, пока жива.
Глава 33
Серое, пасмурное ноябрьское небо грозило и без того насквозь промокшему Натчезу новыми дождями. На рассвете моросящий мелкий дождик, продолжавшийся два дня, прекратился, но солнце не показалось, словно боясь, что зловещие грозовые тучи прогонят его прочь.
Сидя в кабинете Кроуфорда Эшворта, Доусон держал на колене чашку кофе и смотрел в залитое дождем окно. Настроение у него было такое же пасмурное, как погода. Он зевнул, почти не слушая своего поверенного.
– Вот что я вам скажу, Доусон: если эта война продлится еще какое-то время, я останусь без работы. С каждым днем я теряю все больше старых клиентов, население Натчеза неуклонно уменьшается, мужчины гибнут на войне, а их вдовы и дети переезжают к родственникам в Новый Орлеан или другие города, не так сильно пострадавшие от войны.
Доусон поставил кофейную чашку на стол и сложил руки на коленях.
– Юг похож на боксера, которого послали в нокаут, он потерял сознание, но каким-то чудом не упал. Мы проиграли, когда одновременно пали Виксберг и Геттисберг, еще тогда нам следовало признать поражение и сохранить хотя бы то немногое, что уцелело. Нам следовало посмотреть правде в глаза и признать, что война безнадежно проиграна.
– Не знаю, не знаю, Доусон, мы же побили янки под Чикамогой.
– Честное слово, Кроуфорд, мне иногда кажется, что ты так же наивен, как все остальные. Результаты этой пресловутой победы, о которой столько трубили, уже на прошлой неделе сведены на нет. Янки с легкостью завладели нашими, как считалось, неприступными позициями на горе возле Чаттануги. Посмотри правде в глаза, все кончено. Я с самого начала знал, что мы не получим никакой реальной помощи ни от Англии, ни от Франции, а сейчас со мной наконец согласились даже самые упрямые оппоненты. Скажу больше, мои поездки в Европу с каждым разом становятся все более опасными. Пройдет несколько месяцев, в лучшем случае год, и мы будем окончательно отрезаны от мира, лишимся всякой возможности получать что-либо извне.
– К сожалению, ты прав, я и сам хотел с тобой об этом поговорить. Почему ты не откажешься от этих авантюрных поездок? Это стало слишком опасным, тебя могут убить. Неужели тебе все мало денег?
Доусон улыбнулся в своей ленивой манере:
– Ну-у, Кроуфорд, тебя послушать, так я просто ничтожество, не более чем беспринципный жадный проходимец. – Он покачал головой, притворяясь оскорбленным. – А тебе не приходило в голову, что я занимаюсь этим не только ради денег? Я тоже люблю Юг и хочу что-то сделать для Конфедерации. Пусть я не герой войны, но я чувствую, что все-таки внес свой вклад в общее дело.
– Конечно, Доусон, разве я спорю? Я не хотел тебя оскорбить. То, что ты прорываешь блокаду, очень важно, но я беспокоюсь за твою жизнь. Зачем рисковать, если война, как ты говоришь, все равно проиграна?
– Даже если меня убьют – что с того? Подумаешь, велика потеря, – бесстрастно ответил Доусон.
– Как ты можешь говорить такое! Ты молод, здоров, красив и богат, чего еще желать человеку?
Густые брови Доусона поползли вверх.
– Я мог бы тебе ответить чего.
– Мальчик мой, когда же ты наконец выкинешь ее из головы? Кстати, ты мне напомнил, сегодня она должна ко мне прийти.
Доусон выпрямился, от ленивой небрежной позы не осталось и следа.
– Когда?
Кроуфорд посмотрел на золотые карманные часы.
– По правде говоря, она должна быть с минуты на минуту. Мы договорились на одиннадцать, а сейчас без десяти.
Доусон заметно оживился.
– Как по-твоему, я могу задержаться и хотя бы просто поздороваться с ней? Мы не виделись с тех пор, как пришло известие о гибели ее мужа. Я только взгляну на нее одним глазком и выражу соболезнования, а потом сразу же уйду, обещаю.
– Разве я могу тебе помешать?
– Нет. – Доусон усмехнулся и встал у окна, заложив руки за спину. – Посмотрю, не идет ли она. Она должна прийти одна?
– Разве что с Ханной, но это маловероятно.
– Не нравится мне это, ей не стоит разъезжать по городу одной, это небезопасно, когда на улицах полно солдат-янки.
Кроуфорд шумно вздохнул:
– Доусон, ты неисправим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99