Кэтрин осталась дома, а Джозеф еще раньше ушел на ферму к Лиззи. Она медленчо спустилась с холма и прошла через город к большому дому на Мэрайн-террас, в котором Филипп жил в полном одиночестве, если не считать экономки и ее мужа-лакея.
Пока Филипп разливал чай, Энни лежала на диване. В тот день она оставалась у него до шести часов вечера, когда вдруг испугалась, что Джозеф уже возвращается с фермы. Филипп галантно поцеловал ей руки, пожелал не падать духом, и она ушла.
Ни один из них не заметил, что в углу дивана она оставила носовой платок, подарок мужа на первую годовщину их свадьбы.
Джозеф ушел с фермы только в половине одиннадцатого. Была прекрасная ясная ночь, над бухтой светила луна, морозный воздух пощипывал щеки. По улице небольшими группами бродили люди, взволнованные предвкушением рождественских праздников, большинство готовилось к ночной мессе в Лэнокской церкви. Скоро зазвонят колокола, и они с фонарями в руках потянутся вверх по тропе, взбирающейся на холм.
Проходя мимо Мэрайн-террас, в последнем доме Джозеф увидел свет и фигуру брата, расхаживавшего перед окном. Глядя на эту фигуру, Джозеф вспомнил, что наступает Рождество и через несколько дней у него родится сын. С этого момента его жизнь изменится, он забудет о злобе и ненависти.
Джозеф замер в нерешительности, затем поднялся по ступеням лестницы и позвонил.
Ему открыл заспанный лакей.
– Я брат мистера Кумбе. Пришел пожелать ему счастливого Рождества, – спокойно сказал Джозеф, после чего оттолкнул лакея и распахнул дверь комнаты, в которой видел фигуру.
При виде брата Филипп вскрикнул от удивления. Он сразу подумал об Энни.
– Ради всего святого, брат, что привело тебя сюда в такой час? Что-нибудь дома? Твоя жена?
Джозеф улыбнулся и, покачав головой, сел на диван.
– Нет, Фил, я пришел сам по себе. Пришел сказать, что я… – его взгляд упал на платок в углу дивана. Слова вылетели у него из головы, и он продолжал сидеть, глупо уставившись на платок и указывая на него пальцем.
– Зачем Энни оставила там свой платок? – начал он глухим голосом, у него закружилась голова, и он задрожал. – Энни была здесь, Энни была в этой комнате. Скажи мне правду… говори, или, черт возьми, я вырву ее из тебя.
Он, шатаясь, поднялся с дивана и шагнул к брату. Филипп побледнел.
– Осторожнее, Джо, не то пожалеешь.
Джозеф словно не слышал, прищурившись, он наклонился над Филиппом.
– И давно Энни повадилась тебя навещать? – крикнул он.
Филипп пожал плечами и презрительно улыбнулся.
– Ты что, пришел, чтобы устроить сцену? Ну, так тебе это не удастся. Вон из моего дома.
– Энни давно водит с тобой дружбу? – повторил Джозеф.
Его захлестнуло желание изо всей силы ударить этого человека по лицу, превратить его лицо в бесформенную массу. Топтать его ногами, крушить, наслаждаясь видом растекающейся крови.
Филипп отошел к противоположной стене комнаты.
– Энни была моим близким другом все последние месяцы, – спокойно проговорил он. – С тех пор, как ты стал обращаться с ней как с животным, я делаю все, что в моих силах, чтобы дать ей то, чего не можешь дать ты.
– Ты говоришь, что Энни приходила сюда все эти месяцы… Энни посмела меня обманывать…
– Конечно, она обманывала тебя, грязная ты скотина со свинскими повадками. Энни никогда тебя не любила.
– Проклятый лжец! – В голове Джозефа мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга, они путались, перемешивались, терзая его мозг, лишая возможности думать.
– Тебе известно, что Энни ждет ребенка?
Филипп рассмеялся; Джозеф видел, как по лицу брата расплывается ухмылка, видел, как оскал его зубов превращается в безжизненную маску.
– И ты еще спрашиваешь меня об этом? У тебя хватает мужества спрашивать? Ты сумасшедший… ты безумец… твое место в доме для умалишенных. Джо, которого обманывали все эти месяцы, Джо, опозоренный муж. Ты сумасшедший… говорю тебе, ты сумасшедший.
При этих словах что-то оборвалось в мозгу Джозефа, он взмахнул кулаком и ударил брата между глаз. Филипп упал на пол и остался лежать неподвижно, как мертвый.
Джозеф, спотыкаясь, вышел из мрачного здания и бегом бросился вверх по холму к Дому под Плющом; он не видел ничего, кроме темных пятен, которые в дьявольской пляске кружились у него перед глазами.
Колокола Лэнокской церкви звали паству к полуночной мессе – он их не слышал; люди шли в сторону поля – он их не видел.
Джозеф распахнул дверь своего дома и поднялся в комнату над крыльцом.
– Теперь ты попалась. – С этими словами он зажег свечу и склонился над съежившейся от страха женой.
– Кейт, – вскрикнула она. – Кейт, беги за помощью, скорей… скорей…
Девушка в одной ночной рубашке ворвалась в комнату.
– Отец! – закричала она. – Отец, что вы делаете? Вспомните, что сказал доктор… ах! Отец, осторожнее.
Джозеф поднял свечу над головой.
– Значит, ты меня обманывала, да? Ты бывала у Филиппа, ты гуляла с Филиппом.
– О, Джо, дорогой, клянусь тебе, я не имела в виду ничего дурного. Он был так добр, что я…
– Ты меня обманывала. Разве этого мало?
– Джо, прости меня. Да, я тебя обманывала, но поговорим в другое время. Ах! Кейт, милая, мне так плохо… так плохо… беги за доктором.
– Значит, ты меня не любишь, а, Энни? Никогда не любила… он так и сказал… ну же, это правда?
– О, Джо, оставь меня. Сейчас я не могу обо всем рассказать тебе, прости меня… я поступила неправильно, но я была слаба… Джо, прошу тебя.
– Обманывала меня, ты… обманывала меня… Клянусь богом, я заставлю тебя жестоко страдать за это.
Энни, шатаясь, поднялась с кровати и прижалась к стене, закрываясь от него руками.
– Так давай же… давай, – крикнула она, – убей меня и своего невинного ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120