Грифин и пленник ехали впереди, а Шана и все остальные – за ними. Поза Торна говорила о том, что его чувство собственного достоинства не сломлено. Шану же неотступно преследовало какое-то неясное чувство. Неужели стыд? Нет, безусловно, не он. У нее нет причин стыдиться. И чувства вины она тоже не испытывала. Разве он не заслужил наказания? Разве не должен заплатить за те злодеяния, которые совершил?
Ночное небо было чистым и ясным. Полная луна проливала на землю серебристый свет. Они выбрали хорошее время: все было видно как днем. Ехали быстро, чтобы случайно не столкнуться с английскими солдатами, и, кроме того, спешили в Мервин. Шана молчала всю дорогу – девушка была глубоко подавлена. Ей, наконец, удалось поймать того, кому она поклялась отомстить, но при этом чувство победы не доставляло ей радости. Нет. В ее душе поселилось смятение.
Рассвет робко забрезжил в восточной части неба, когда наконец-то показался Мервин. Слезы застили Шане глаза. Но она плакала не от радости, а оттого, что ее не встречал любящий отец. Вместо этого – пустота, давящая своей безысходностью.
У входа в главную башню замка, свернувшись калачиком под одеялом, спал юноша. Без сомнения, он был выставлен для охраны. При их приближении молодой человек лишь слегка приподнял веки, но его глаза широко открылись, когда он увидел перед собой Шану. Юноша вскочил на ноги, и уже через минуту все путники были во дворе замка.
От ночной прохлады и от долгого сидения на лошади мышцы девушки свело судорогой. Колени едва разогнулись, когда она соскочила на землю. При этом принцесса мрачно отметила, что у графа не возникло таких проблем. Несмотря на связанные руки, он держался так же смело и дерзко, как и прежде.
Шана подала знак Грифину, чтобы Торну сняли повязку с глаз. От резкого света граф зажмурил глаза, затем медленно перевел свой взгляд в центр крепости, как раз туда, где стояла девушка.
– Принцесса, – обратился он к Шане, – все это время я сгораю от любопытства. Скажите, – каким образом вы получили столь громкий титул? Я точно знаю, что дочь Левеллина еще дитя.
– Левеллин всего лишь мой дядя, – холодно сообщила она. – Я дочь Кендала, младшего брата сэра Левеллина.
– Понятно, – спокойно сказал Торн. – Ну, так вот, принцесса, вам не стоило красть меня. Достаточно было прислать приглашение, и я с большим удовольствием приехал к вам сам.
Шану захлестнула ярость.
– Милорд, вы, как мне кажется, принадлежите к той категории людей, которые делают, что хотят и как хотят. Я точно знаю, что и войну вы ведете так, как вам нравится. И двух дней не прошло с тех пор, как вы и ваши люди залили кровью каждую пядь земли, на которой вы сейчас стоите!
Его темные, как агаты, глаза сузились.
– Миледи, – твердо произнес он, – ни я, ни мои люди здесь не воевали. Я клянусь, что никогда в жизни не бывал в этих местах.
Боже! Да он еще и лжет прямо ей в лицо, выдавая это за чистую монету!
– Что?! Вы не узнаете те места, где сгубили так много людей? Какая удобная у вас память, милорд! – Шана внезапно повернулась к Грифину. – Отведите его в комнату на первом этаже и проследите, чтобы дверь как следует, заперли и поставили стражу.
Шана посмотрела на графа, хотя ей совсем не хотелось увидеть, как его гнев прорвется наружу с такой же силой, как и ее.
– Я очень сожалею, но у нас в Мервине нет тюрьмы. Я была бы рада, если бы вы провели там оставшуюся часть жизни. – Она резко повернулась и, не оглядываясь, направилась к лестнице, ведущей к главной башне замка.
Торн действительно был взбешен. Он злился и на себя, за то, что так глупо подал в ловушку, и на Шану, посмевшую сделать его своей жертвой. Боже, только подумать – он сравнивал ее с королевой! А она оказалась принцессой, да к тому же и Уэльской! Он должен был быть более осторожным, но ее английский был безупречен, и это усыпило его бдительность. Только сейчас Торн понял, что в ее речи проскальзывал валлийский акцент. И хотя план принцессы был блестяще осуществлен и вызывал восхищение, граф сдерживал свои чувства.
Де Уайлд метался по комнате, в которую его заточили, словно зверь в клетке, снова и; снова ругая себя до тех пор, пока его ярость не улеглась и он не смог рассуждать более спокойно. Только тогда Торн обратил внимание на окружающую его обстановку. Легкая ироничная улыбка промелькнула у него на губах.
– Такой тюремной камере, принцесса, позавидовал бы каждый смертный, – произнес он.
Комната была небольшая, но обставлена со вкусом: кровать убрана роскошным голубым бархатом; единственное окно, узкое и длинное, располагалось высоко на стене, так, что даже ребёнок не смог бы в него проскочить.
Торн провел – рукой по своим взъерошенным волосам, смутно припоминая, как старый рыцарь снял с него оковы. Граф думал о том, как мало ему известно. Очевидно, они считают, что он повинен в той битве, которая здесь произошла. Без сомнения, их потери были огромны.
Торн видел только небольшую горстку слуг и вооруженных людей, кроме тех, кто привез его сюда в замок Лэнгли. У всех, кого он встречал, на лицах была печаль. Горечь и ненависть отражались в их взглядах, когда они смотрели в его сторону. Но Торн знал, что не он был причиной горя этих людей. Однако он не мог слишком долго размышлять об этом, ему нужно было решать свои проблемы.
С гримасой недовольства на лице граф направился осмотреть окно. Спустя некоторое время он увидел эту дьяволицу, которая, несомненно, строила планы, чтобы покончить с ним.
Принцесса стояла на последней ступеньке лестницы, ведущей в холл. На Шане не было плаща, скрывавшего изящные формы ее тела, развевающееся белое платье волнами переливалось у ног при каждом ее движении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114