Их глаза встретились.
Я… я не знаю, — выдохнула молодая саксонка, — но думаю, так оно, наверное, и есть.
Женевьева обняла ее.
Ну, не беспокойся, — утешала она. — Многих малышей я приняла на пороге этого мира, и можешь быть уверена, мне хочется увидеть этого младенца не меньше, чем тебе, — подбодрила она.
Меррик стоял рядом с таким же обеспокоенным лицом как и у сестры.
— Что?.. Рожаешь?
Алана кивнула и попробовала улыбнуться, но улыбка исказилась гримасой боли.
Не говоря ни слова, Меррик подхватил жену на руки и отнес в спальню.
Как скоро узнала Алана, родить ребенка было не таким уж простым делом. Конечно, раздумывала она несколько часов спустя, боль преследует ее ужасная, но схватки проходили не совсем так, как предупреждала о том Женевьева. Тупая боль терзала, временами все усиливаясь, но затем вдруг боль прекратилась на несколько часов. Алана одновременно почувствовала и облегчение, и тревогу. Теперь, когда пришло время родов, единственное, чего она хотела, так это взять своего ребенка на руки как можно скорее. Но придется подождать, решила она, как схватки неожиданно начались снова и быстро стали усиливаться и учащаться. Алана не могла сдержать крик. Казалось, боль сейчас разорвет ее пополам.
Услышав крики, Меррик ворвался в комнату. Женевьева, стоявшая в изножий кровати, попыталась было возразить:
— Меррик! Тебе нельзя сейчас здесь находиться!
— Почему же?
— Потому что… потому что… так не принято! Она замолчала: Меррик не собирался обращать на ее слова внимание. Он сел рядом с кроватью, на которой, стеная, лежала его бледная жена.
Женевьева всячески выражала свое недовольство и бросала мрачные взгляды, но Меррику было, кажется, все равно. Потрясенный до глубины души, все свое внимание он обратил на Алану. Руки саксонки он крепко сжал в своих руках. Ужасный страх вонзал свои когти ему в сердце. Матерь Божья, а вдруг он потеряет ее сейчас?.. О, нет! Меррик отказывался даже думать об этом.
Сердце его снова и снова обливалось кровью — всякий раз, как новый спазм сотрясал тело роженицы. Никогда не видел он Алану такой слабой и бледной. Как хотелось ему взять на себя ее боли, что, увы, было невозможно. Он мог только находиться рядом и утешать.
Как раз когда Меррик подумал, что больше она не выдержит, Женевьева сказала:
— Ну вот! Теперь уже скоро! Тужься, Алана, тужься!
Алана оперлась на локти. Она напряглась, затем в изнеможении откинулась на подушки. Слезы блестели у нее на глазах.
— Я не могу! — простонала она. — Прими, Господи, мою душу, я не в силах больше это выдержать!
Меррик наклонился. Пальцами, которые, оказывается, могли быть такими неудержимо нежными, он отвел волосы с ее лица и заговорил сурово:
— Что это еще такое, женщина? Я на тебе не для того женился, чтобы потерять вскоре и жену, и ребенка! Давай рожай мне сына! Или неужто вы, саксы, такие слабаки?
Искра жизни вспыхнула в глазах роженицы. Она глубоко втянула в себя воздух и приготовилась тужиться вновь, как вдруг боль усилилась. Она уцепилась за руку мужа так сильно, что ногти вонзились в его ладонь.
Женевьева возбужденно воскликнула:
— О, Алана! Я уже вижу головку! А сколько волос, милая! И кажется… точно… темные!
Осознав, что совсем близко желанный момент, которого она ждала так долго, Алана собралась с силами и напряглась, изогнув спину и сжав зубы.
Ребенок выскользнул из ее тела. Пронзительный плач повис в воздухе. Алана в изнеможении откинулась.
Меррик взял в ладони ее лицо и нежно поцеловал,
— Вот и все, саксонка! Все позади! У нас родился сын. Прекрасный ребенок, милая!
Алана открыла глаза. Меррик рассмеялся и пылко запечатлел на ее губах еще один поцелуй.
Женевьева занималась обмыванием и обтиранием маленького скользкого тельца. Ребенок пищал. Меррик стоял, тревожно всматриваясь в крошечное существо.
Женевьева обернулась. Странная улыбка заблуждала на ее губах, когда она увидела, как появляется в его глазах нежность, которую лорд, должно быть, не хотел выказывать столь открыто.
Его сердце дрогнуло, когда сестра передала ему на руки туго спеленутого младенца. Он взволнованно почувствовал, что душа его наполняется гордостью. Цвет волос младенца был от отца, но изгиб бровей и рот — совсем как у матери.
Буря чувств охватила Меррика. Ему трудно было представить себе, что настанет в его жизни такой момент. Он был отцом замечательного малыша и мужем красавицы. Его счастье, без сомнения, половину мужчин в королевстве переполнит завистью.
Алана — его жизнь.
Алана — его любовь.
Она разделит с ним жизнь, родит ему еще детей. Ее красота вызывала у него желание, не сравнимое ни с чем, испытанным прежде. Она принадлежит ему, и так будет вечно!
Однако хоть гордость завладела сердцем, горькое отчаяние разъедало душу. Он сомневался, окончательно ли Алана отбросила свою ненависть к нему? Любит ли его?
Меррик отдал ребенка Женевьеве, подошел к кровати, встал на колени и прошептал имя жены.
Ее ресницы дрогнули, и глаза распахнулись навстречу его взгляду. Алана улыбнулась нежной, безмятежной улыбкой, но вскоре зеленые глаза закрылись снова, и по ровному дыханию Аланы Меррик понял, что она заснула. Он поцеловал ей пальцы и губы и лишь потом встал и вышел из комнаты.
Алана проснулась лишь вечером. Последние лучи заходящего солнца проникали в комнату. Детский плач доносился из угла. Алана повернулась к колыбели. Женевьева была уже рядом с малышом. Она вынула ребенка из колыбели и перепеленала его. Алана наблюдала, боязливо пересчитывая пальчики сына. Плач стих, но когда Женевьева снова взяла его на руки, он заплакал вновь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95