XXXVIII
Когда Бенина пришла на улицу Империаль, ее била дрожь; устроив марокканца у стены, велела ему ждать, пока она поднимется наверх и спросит, можно ли устроить его в доме, который был и ее домом.
— Не покидать меня ты, амри,— сказал Альмудена.
— Да в своем ли ты уме? Чтоб я бросила тебя больного, когда оба мы на мели? Выкинь это из головы и дожидайся меня. Наш дом — напротив, только улицу перейти.
— А ты меня не обманывать? Ты скоро будешь вернуться?
— Сразу же и вернусь, как только узнаю, что там за дела и в каком расположении духа донья Пака.
Поднявшись по лестнице, Нина чуть не задохнулась и в большом волнении дернула за ручку колокольчика. Тут ее подстерегала первая неожиданность: дверь открыла незнакомая девушка, совсем еще молоденькая и нарядная, в накрахмаленном переднике. Бенина не поверила своим глазам. Не иначе нечистая сила унесла дом по воздуху, а на его место поставила похожий, но совсем другой. Беглянка вошла, не говоря ни слова, к немалому удивлению Даниэлы, которая сразу ее не признала. Но что это такое, откуда взялся цветник, превративший коридор в цветущую аллею? Бенина протерла глаза, опасаясь, не ударили ли ей в голову зловонные испарения душных казематов приюта в Эль-Пардо. Нет, это не ее дом, такого не бывает, и как бы в подтверждение этой мысли на сцене появилась еще одна незнакомая женщина, хорошо сложенная, надменного вида, вроде бы расфранченная кухарка. Бросив взгляд в конец коридора на открытую настежь дверь в столовую, Бенина ахнула... Святый боже, какое чудо! Может, это ей снится? Да нет, глаза ее не обманывают. Над столом, не касаясь его, висит в воздухе как бы груда драгоценных камней, переливаясь всеми цветами радуги: красным, синим, зеленым. О господи, какая красота! Быть может, донья Пака оказалась половчей ее и сумела вызвать заклинанием подземного царя Самдая, попросила и получила целый воз бриллиантов и сапфиров? Прежде чем Бенина сообразила, что все это сверканье исходило от люстры, освещаемой свечой, которую зажгла донья Пака, чтобы осмотреть ножи, принесенные невесткой из ломбарда, путь старушке заступила сама Хулиана, улыбающаяся, но непреклонная:
— А, это ты, Нина? Явилась наконец? Ну, здравствуй. Уж мы подумали, не отправилась ли ты в Конго... Стой, дальше не ходи, ты заляпаешь грязью весь пол, а его сегодня мыли... Ну и вид у тебя!.. И не топчись, вон какая грязь от твоих ног...
— Где госпожа? — спросила Нина, снова взглянув на бриллианты и изумруды, но теперь она понимала, что они не настоящие.
— Она дома... Но входить тебе не велит, бог знает, чего ты там набралась...
В этот миг из другой двери выскочила сеньорита Обдулия.
— Нина, добро пожаловать, только сначала надо тебя обкурить, пропарить одежду... Нет, нет, не прикасайся ко мне. Столько дней среди грязных нищих!.. Видишь, как тут чисто и красиво?
Хулиана подошла к Нине улыбаясь, но за улыбкой старушка разглядела уверенность мастерицы класть стежки в своей власти и сказала себе: «Вот кто теперь здесь командует. Сразу видать самодержицу». На прикрытое благодушием высокомерие, с каким ее встретила тиранка, Бенина ответила просто, что она не уйдет, пока не повидает госпожу.
— Входи, Нина, входи,—с рыданием в голосе произнесла сеньора донья Франсиска Хуарес в глубине столовой.
Бенина, не отходя от двери, громко сказала:
— Я здесь, сеньора, и раз они говорят, что я запачкаю пол, входить не хочу, тут и постою... Не стану рассказывать, что со мной приключилось, чтоб вас не расстраивать... Меня схватили на улице, я голодала... стыда натерпелась, со мной обращались, как с последней тварью... А я все думала о вас, кто же без меня вам поможет, не голодаете ли.
— Нет, Нина, я не голодала; подумай, какое совпадение: стоило тебе уйти, в дом пришла радость... Настоящее чудо, не правда ли? Ты помнишь, о чем мы болтали от скуки по вечерам, когда страдали от нищеты? Так вот это чудо произошло на самом деле, и, как не трудно догадаться, свершил его твой дон Ромуальдо, этот святой, архангел божий, только из скромности он не признается в благодеяниях, которые оказывал тебе и мне... скрывает свои заслуги и добродетели... говорит, что нет у него племянницы по имени донья Патрос... и что его не собираются сделать епископом... Но это он, он самый, только он и никто другой сотворил такое чудо.
Нина не отвечала и лишь плакала, прислонившись к косяку двери.
— Я бы с радостью приняла тебя обратно,— заверила ее донья Франсиска, рядом с которой стояла в тени Хулиана и тихонько нашептывала, что ей говорить,— но все мы не поместимся, нам и без того здесь тесно... Ты знаешь, что я тебя люблю, что с тобой мне лучше, чем с кем бы то ни было, но... сама понимаешь... Завтра мы переезжаем и в новом доме поищем уголок и для тебя... Что ты говоришь? Знаешь, милая, тебе не на что жаловаться: ты же ушла, никому ничего не сказав, и оставила меня одну, больную и немощную, без крошки хлеба... Вот так, Нина. Откровенно говоря, за такой поступок я могла бы на тебя и рассердиться... И вину твою еще усугубляет то, что ты презрела высокие моральные принципы, которые я всегда старалась тебе внушить, и стала шататься по улицам с каким-то мавром... Бог знает, что это за птица и какими заклинаниями заставил он тебя забыть добропорядочность. Скажи мне все, скажи откровенно: ты его уже оставила?
— Нет, сеньора.
— Привела с собой?
— Да, сеньора. Он ждет меня внизу.
— Раз уж ты до такого дошла, ты, по-моему, способна на все... даже привести его в мой дом!
—-Да, я вела его в ваш дом, потому что он болен и нельзя его бросать на улице,— твердым голосом ответила Бенина.
— Я знаю, ты очень добра, и порой твоя доброта заслоняет для тебя все, и ты забываешь о приличиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85