Что ты себе вообразил? У него в чем только душа держится. Ведь он стар, как Мафусаил! Просто он родственник моей госпожи., это она велела мне привезти его к ней в дом.
— Он есть дряхлый старик?
— Еще какой дряхлый-то! Тебя с ним и сравнивать нельзя... Вот что, сынок, я очень спешу. Прощай. До завтра.
Марокканец глубоко задумался, и Бенина, воспользовавшись этим, пустилась наутек, оставив его у стены возле лавки с вывеской «Кувшин». Только так и можно было избавиться от упрямой привязанности слепого к ней. Оглянувшись, она увидела, что Альмудена стоит неподвижно, опустив голову. Немного погодя он опустился на землю, и до конца дня прохожие видели, как он молча сидел у стены с протянутой рукой.
Дома особых новостей не было, если не считать отличного расположения духа доньи Паки, которая без устали нахваливала тонкое обхожденье своего гостя и была в восторге от того, как они делились воспоминаниями об Альхесирасе и Ронде. Донья Пака будто перенеслась во времена своей юности, почти забыла о нынешней нищете и, движимая теми же побуждениями, которые смолоду составили основу ее характера и привели к полному разорению, попросила Нину пойти и купить для дона Фраскито две бутылки хереса, паштет из индюшатины, кабанью голову и воздушный пирог.
— Да, конечно, сеньора,— ответила служанка.— Я все это принесу, а потом мы с вами сами пойдем в тюрьму, чтоб избавить лавочников от труда нас туда засадить. С ума вы сошли! Сегодня на ужин я приготовлю чесночный суп с крошеным крутым яйцом — и, то слава тебе господи. Будьте уверены, этому кабальеро, привыкшему есть что попало, такое угощенье покажется райской едой.
— Что ж, ладно. Делай что хочешь.
— Вместо кабаньей головы мы ему предложим головку чесноку.
— С твоего разрешения, я полагаю, что при любых обстоятельствах человек должен вести себя, не забывая, кто он такой, пусть даже ценой немалых жертв. Короче говоря, сколько у нас денег?
— Для вас это неважно. Предоставьте уж мне управляться с хозяйством. Как деньги кончатся, не вы же пойдете их добывать.
— Да, да, я знаю, что ты пойдешь и добудешь. А я уже ни на что не гожусь.
— Как это не годитесь? Вот, помогите-ка мне почистить эти картофелины..
— Что ж, изволь. О, я совсем забыла. Фраскито любит чай, а ведь он такой изнеженный, надо купить лучшего.
— Ну, ясно. Съезжу-ка я в Китай.
— Не смейся. Поди в лавку и попроси того чаю, который называется «Мандарин». И заодно прихвати кусок хорошего сыра на десерт...
— Вот, вот... Бросьте вы эти замашки и забудьте о транжирстве.
— Ты же сама знаешь, что он привык обедать в богатых домах.
— Совершенно верно, например, в таверне Бото, что на улице Аве-Мария... Порция жаркого — реал, а с хлебом и вином — тридцать пять сентимо.
— Ты что-то сегодня... совсем невыносимая. Но я покоряюсь, Нина. Здесь командуешь ты.
— Да если б я не командовала, хороши бы мы были! Нас давно уже отправили бы в городской приют Сан-Бер-нардино, а то и в Эль-Пардо
За такими шуточками они не заметили, как наступил вечер, и все втроем скромно поужинали, в неплохом расположении духа, ибо и с бедностью можно мириться, когда есть хоть кусок хлеба, чтобы заморить червячка. Однако истины ради мы вынуждены отметить, что хорошее настроение доньи Паки немного испортилось, когда обе женщины удалились в спальню и хозяйка дома легла на кровать, а Бенина постелила себе на полу,, так как свою кровать уступила Фраскито. Мы уже знаем, что у вдовы Сапаты нрав был переменчив, она без всякой видимой причины могла внезапно перейти от благодушия к неправедному гневу, от детской доверчивости к болезненной подозрительности, от разумных речей к несусветной чепухе. Служанка знала об этих крутых поворотах мыслей и чувств своей госпожи, про себя называла ее флюгером и, не принимая
1 Эль-Пардо— в те годы предместье Мадрида, где находился приют, фактически тюрьма для бездомных нищих.
близко к сердцу ее сердитых или гневных слов, спокойно ждала, когда ветер подует в другую сторону. И действительно, ветер неожиданно поворачивал, разгонял грозовые тучи, и точно так же, как минутами раньше мальва превращалась в чертополох, теперь чертополох снова оказывался мальвой.
По достоверным сведениям, дурное настроение доньи Паки в тот вечер, о котором я рассказываю, вызвано было тем, что Фраскито во время бесед за ужином и десертом оказывал явное предпочтение Бенине, что глубоко уязвило самолюбие несчастной вдовы. Лишь Бенине выражал этот достойный муж свою глубокую благодарность, не оставляя для госпожи ничего, кроме холодной учтивости; Бенине адресовались все его улыбки, самые цветистые фразы, на Бенину избивалась вся нежность его кроткого, как у ягненка при последнем издыхании, взгляда; ко всему этому надо добавить, что в течение вечера он раз двести назвал Бенину ангелом, а это уж было верхом неприличия.
После этих пояснений послушаем, что говорит донья Пака, лежа на кровати, своей служанке, устроившей себе ложе на цолу:
— Послушай, милая, мне кажется, я даже уверена, что ты опоила этого несчастного каким-то приворотным зельем. Гляди, как он тебя возлюбил! Не будь ты такой безобразной и противной старухой, можно было бы подумать, что он тобой увлечен... Правда, ты добра, сострадательна и умеешь расположить к себе заботами и ласковым обращением... и это, конечно, может обмануть того, кто тебя не знает... Но при всех твоих способностях никак нельзя предположить, чтобы ты пленила такого искушенного в жизни человека... Если ты так думаешь и пыжишься от гордости, бедняжеч-ка, мой тебе совет: выбрось это из головы. Чем ты была, тем и останешься до конца своих дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85