Постояльцу из аристократов, вроде вас, не отказывают в ночлеге только из-за того, что он задолжал, скажем, за три-четыре ночи... Дайте ей эти четыре реала и спите себе преспокойно под крышей.
Понте никак не мог решиться взять песету, хоть и понимал, как она была бы кстати; возможно, ему претила сама мысль о том, чтобы протянуть руку за милостыней. Бенина продолжала убеждать его:
— Раз уж вы такой стеснительный мальчик, что не осмеливаетесь поторговаться с хозяйкой, заплатив хотя бы часть долга, давайте я поговорю с Бернардой, попрошу, чтоб она на вас не ругалась и не брала за глотку... Ну, берите, что вам дают, и отпустите мою душу на покаяние, сеньор дон Фраскито.
И, не дав ему времени на дальнейшие возражения, Бенина взяла руку благородного кавалера, положила в нее монету, силой заставила зажать ее в кулаке и побежала прочь. Понте не сделал попытки вернуть монету и не бросил ее. Молча проводил глазами Бенину, исчезнувшую, словно видение в солнечном луче, и, по-прежнему держа монету в правой руке, левой вытащил платок и вытер катившиеся из глаз слезы. Они текли от старческого воспаления глаз, но еще и от радости, восхищения, благодарности.
Бенина задержалась еще на час, так как пошла покупать провизию на улицу Руда, и лишь после этого направилась на улицу Империаль. Покупать пришлось в долг, денег больше не было. Домой вернулась в третьем часу, не так уж поздно, ей случалось приходить и поздней, и то госпожа ее не бранила. Прием, который донья Пака оказывала своей служанке, зависел от того, в каком настроении она пребывала к моменту ее прихода. К сожалению, в тот день у дамы из Ронды расходились нервы и она была до крайности раздражена. Подобные приступы дурного настроения часто возникали из-за какой-нибудь пустяковой неприятности, а то и вовсе без причин, по необъяснимым законам женской натуры. Как бы там ни было, не успела Бенина переступить порог, как донья Франсиска обрушила на нее такую тираду:
— Ты, я вижу, думаешь, что тебе можно возвращаться домой в такой поздний час! Придется спросить у дона Ромуальдо, когда же ты уходишь из его дома... Бьюсь об заклад, сейчас ты начнешь выдумывать небылицы и отговариваться тем, что ты, мол, заходила к Обдулии и готовила для нее завтрак... Я, слава богу, не дурочка и россказням твоим ни на грош не верю. Молчи!.. Я не требую у тебя объяснений, они мне не нужны, ты же знаешь, что я не верю ни одному твоему слову, потому что ты — обманщица и проходимка.
Бенина давно уже изучила характер своей госпожи и знала, что, когда та в гневе, лучше ей не перечить, ничего не объяснять и не оправдываться. Доводам донья Пака не внимала, какими бы разумными они ни были. Чем логичней и справедливей были возражения, тем больше она разъярялась. Не раз Бенина, ни в чем не согрешив, вынуждена была признавать себя виновной в поступках, которые приписывала ей госпожа, лишь бы та поскорей успокоилась.
— Видишь, как я права?— продолжала донья Пака, которая в таком состоянии духа становилась настолько невыносимой, что трудно себе представить.— Ты молчишь... а молчание — знак согласия. Значит, я верно говорю, от меня никогда ничего не скроешь... Все было так, как я подумала: к Обдулии ты не заходила и близко у ее дома не была, а шаталась бог знает где. Но не беспокойся, я это выясню... Я здесь одна-одинешенька помираю с голоду!.. Хороший денек ты мне устроила! Я потеряла счет лавочникам, которые приходили требовать ничтожные суммы, из-за того что ты по своей безалаберности вовремя с ними не рассчиталась... По правде говоря, я ума не приложу, куда ты деваешь деньги... Ну, что ж ты молчишь, отвечай!.. Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание, а если будешь играть в молчанку, я подумаю, что еще мало тебе сказала.
Бенина смиренно поведала о том, что нам уже известно, добавив к этому, что поздно освободилась в доме дона Ромуальдо, что ее надолго задержал дон Карлос Трухильо, что потом она пошла на улицу Кабеса...
— Бог знает, бог знает, чем ты занималась, бездельница и гуляка, и где тебя носило... Ну-ка дыхни, не пахнет ли от тебя спиртным.
Понюхав возле рта служанки, госпожа разразилась криками ужаса и гнева:
— Отодвинься от меня, пьянчужка несчастная. От тебя несет водкой!
— Я ее не пила, сеньора, в этом можете мне поверить. Донья Пака стояла на своем, ибо во время подобных
приступов свои подозрения принимала за подлинные факты, причем ее убежденность питалась исключительно ее упрямством.
— Можете мне поверить,— повторила Бенина.— Я выпила только одну рюмочку вина, которым угостил меня сеньор де Понте.
— Подозрителен он мне, этот сеньор де Понте, нахальный и хитрый, как лиса, старикашка. Одно другого не лучше, ты, стало быть, втихомолку с ним... Не надейся меня обмануть, притворщица... Под старость лет пустилась во все тяжкие, шашни заводишь. Что творится на белом свете, о господи, какую силу взяли отвратительные пороки!.. Ты молчишь, стало быть, я опять права. Но если бы даже ты стала отрицать, тебе не удалось бы меня провести, уж если я что говорю, так потому что знаю... Глаз у меня верный. Ну, так что же ты мне расскажешь? Как тебя принял мой родственничек дон Карлос? Как он поживает? Здоров? Не околел еще? Впрочем, можешь не рассказывать, потому что я знаю все, что вы говорили, как будто сама там сидела, спрятавшись за портьерой... Или я ошибаюсь? Он тебе сказал, что вся моя беда из-за дурной привычки не вести учета, С этой дурацкой мысли его не собьешь. Всяк по-своему с ума сходит, мой родственничек помешался на цифрах... С их помощью он разбогател, обкрадывая казну и своих ближних, с их же помощью надеется на исходе своих дней спасти душу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85