Джон не стала спорить. В тряской машине она опустилась на колени, сняла с меня мокрые носки и туфли и надела сухие.— Ноги у тебя ледяные.— Я их совсем не чувствую.Туфли были велики мне и уж тем более велики для Джоан.— Это его туфли? — спросил я.— Да.— И куртка?— Я ее купила ему на Рождество. Вот, значит, как. Не самая подходящая минута, чтобы это услышать.Помолчав и как бы решившись на что-то, она сказала:— Но я ее не отдала ему.— Почему?— Она не вполне соответствует его респектабельной жизни. Вместо нее я подарила золотую булавку для галстука.— Подходяще.— Прощальный подарок, — сообщила она спокойно. Я-то знал, что все это далось ей нелегко.— Ты что, из железа сделан, Роб?— Было железо, да проржавело малость.— Прости, что мы так долго. Понимаешь, еле нашли.— Главное, что ты приехала.В тряской машине руки и плечи ныли без передышки, а когда я пытался усесться поглубже, — протестовала ободранная спина. В конце концов я закончил путешествие, сидя на полу и положив голову и руки на колени Джоан.Я, конечно, привык к ударам. Ведь в моей профессии физические травмы — фактор неизбежный, Особенно в первый год, когда скакал на самых плохих лошадях, все части моего тела были сплошь в синяках. Случались и переломы, и вывихи. Но это ни в малейшей степени не влияло на мой оптимизм: все идет, как надо. Я был уверен, что не разобьюсь. Уж такое у нас, жокеев, упругое строение организма, что можно трахнуться и снова быть готовым к работе. Если и не на следующий день, то во всяком случае куда быстрее, чем предполагают медики.У меня даже свой метод выработался, как справляться с этими травмами: надо не обращать на них внимания и стараться сосредоточиться на чем-то другом. Но в тот зловещий вечер этот метод не слишком-то помогал. Например, когда я уже в теплой комнате Джоан наблюдал, как мои пальцы из желтых становились черными, будто древесный уголь, а потом раскалялись докрасна, Джоан включила два мощных обогревателя и потребовала, чтобы я сразу же сменил брюки и трусы. Было как-то неловко позволить ей раздевать меня. Но она сделала это как нечто вполне обычное. Похоже на возвращение в детство, когда нас купали в одной ванне.В бутылочке оставалось всего три раскрошившихся таблетки аспирина. Я проглотил все сразу. Потом Джоан сварила кофе и держала чашку, чтобы я мог пить. В кофе было полно коньяку.— Согреет, — коротко заметила она. — Слава богу, ты наконец перестал дрожать, Вот тут-то мне и стало покалывать пальцы. Покалывание превратилось в жжение. А потом начало казаться, будто пальцы зажали в тиски и закручивают все крепче и крепче. Вот-вот пальцы не выдержат давления и отвалятся.Джоан отерла пот у меня со лба.— Ну, все в порядке?— Угу...Она кивнула, подарила мне ослепительную улыбку, с детства заставлявшую вздрагивать мое сердце, и принялась пить кофе.Боль была ужасной. И продолжалась слишком долго... Я опустил голову. А когда поднял, она глядела на меня, и ее глаза были полны слез, — Прошло?— Более или менее.Мы оба взглянули мне на руки, которые горели огнем.— А ноги?— В порядке.— Надо промыть ссадины у тебя на спине.— Нет, утром. Я слишком устал...Она не спорила, Разрешила лечь в свою постель одетому. В ее черных брюках и голубом свитере я выглядел, как второсортный балетный танцор с похмелья В подушке была вмятина от ее головы. С чувством удовольствия я положил на нее свою голову. Джоан заметила мою улыбку и поняла ее правильно.— Ты в первый раз в моей постели. Но и в последний!— Имей жалость, Джоан!Она уселась на краешек тахты и лукаво взглянула на меня.— Это нехорошо для кузенов.— А если бы мы ими не были?— Но мы-то кузены! — вздохнула она.Она наклонилась, и я не удержался. Обнял ее, притянул к себе и поцеловал по-настоящему. Я сделал это впервые в жизни и вложил в этот поцелуй все свое так долго сдерживаемое и подавляемое желание. Поцелуй получился слишком страстным, даже каким-то отчаянным. На секунду она расслабилась, смягчилась и ответила. Но так мимолетно, что я решил: это мне показалось.Я отпустил ее. Она тут же вскочила и глянула на меня без гнева и без любви. Потом молча подошла к дивану в другом конце комнаты, завернулась в одеяло, улеглась и погасила свет.В темноте до меня донесся ее спокойный голос:— Спокойной ночи, Роб!— Спокойной ночи, Джоан, — ответил я вежливо и уткнулся в ее подушку. Глава 13 Время тянулось медленно, в комнате было тихо. Кровь в пальцах еще неистово пульсировала. Сегодня во второй половине дня они должны прийти в норму, и можно будет работать. Обязаны прийти в норму, вот и все!Рассвело. Я услышал, как Джоан пошла в свою маленькую совмещенную кухню-ванную, чистила там зубы и варила свежий кофе. Донесся аромат жареного.Субботнее утро. День Зимнего Кубка. Я медленно перевернулся с живота на бок. Все мышцы от шеи до талии были поражены скованностью.В комнату вошла Джоан.— Кофе.— Спасибо.— Как ты себя чувствуешь? — прозвучало совсем уж по-больничному.— Жив. (Молчание.) Ну продолжай же, — не выдержал я, — Или стукни меня разок, или улыбнись. Но не стой с таким трагическим видом, будто сгорел Альберт-холл.— Ну черт с ним, с Альберт-холлом, Роб! — ее лицо осветила улыбка.— Мир?— Мир.Она даже присела на краешек тахты. Морщась от боли, я принял сидячее положение. Руки мои напоминали связки говяжьих сосисок.— Который час?— Около восьми. А что?Восемь. Скачки начнутся в два тридцать. Я начал обратный счет. Мне надо быть в Аскоте самое позднее в час тридцать. А поездка туда в такси займет примерно пятьдесят минут. С возможными задержками — час. Чтобы привести себя в готовность, у меня остается примерно четыре с половиной часа, А чувствовал я себя так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61