Когда они набрали на стойках еду и принялись есть, я подошел к ним, подвинул стул и сел.— Привет, — удивились они. — Как дела? Дела в их понимании могли быть только одни — их перспективы в сегодняшних соревнованиях. Поболтав немного о лошадях и тренерах, я задал вопрос, ради которого подсел к ним:— Помните тот уик-энд, когда исчез Боб Шерман? Никто из вас не летел случайно на том же самом самолете?Летел жокей-любитель. Слава тебе господи.— Вы не сидели рядом?Жокей-любитель деликатно объяснил, что он летел первым классом, а Боб — туристским.— Но я довез его в Осло в своем такси.— Где вы его высадили?— О-о-о... здесь. Я остановился в «Гранд-отеле», а он поехал к тренеру, у которого работал. Боб поблагодарил меня и, кажется, сказал, что ему надо на поезд в Льордет и что он не уверен, не опоздал ли на последний. Я помню, как он стоял на тротуаре с саквояжем и седлом... Но какое это имеет значение? Ведь на следующий день он участвовал в скачках целый и невредимый.— Самолет не опоздал?— Не помню, чтобы мы говорили об опоздании. Я задал еще несколько вопросов, но жокей-любитель не вспомнил больше ничего, имеющего значение.— Спасибо, — поблагодарил я.— Надеюсь, вы поймаете убийцу. — Он улыбнулся. — Я верю в вас.Если убийца не поймает меня. Я мысленно саркастически усмехнулся и вернулся к Эрику.— Куда сначала?— Все железнодорожные вокзалы.— Все, это значит какие?— Ближайший вокзал, — уточнил я.— Зачем?— Хочу посмотреть расписание.— Спросите в регистратуре отеля.— Какой вокзал ближайший? — повторил я.— Наверно, Восточный, — неуверенно произнес он.— Тогда поехали.Эрик сердито покачал головой, но все же мы отправились на Восточный вокзал. Оказалось, что оттуда идут поезда на Берген через Гол. Оттуда же шли поезда в Лиллехаммер, Тронхейм и за Полярный круг. Вообще это был главный вокзал Осло для поездов дальнего следования.Там стоял целый ряд автоматических камер хранения, и я нашел среди них «С 14», но ключ не подходил, даже не влезал в замочную скважину.Я взял расписание поездов, которое включало и Гол, где была школа Миккеля Сэндвика. Никогда нельзя знать, что понадобится.— Куда теперь? — спросил Эрик.— На другой вокзал. — Мы поехали, но там я вообще не нашел металлических шкафов камер хранения.— Где еще могут быть камеры хранения с автоматическими замками?— Кроме вокзалов? В аэропорту. На фабриках, в учреждениях, в школах. Мало ли где. — Эрик явно злился.— Доступные иностранцу в восемь тридцать вечера в субботу?— А-а-а. В аэропорту. Где же еще? — И в самом деле, где еще? — Едем в аэропорт? — спросил Эрик.— Позже. После Свена Вангена.— Он живет в противоположном направлении, — возразил Эрик. — За ипподромом. Только еще дальше.— Все равно. Сначала Свен Ванген.— Вы — босс.Эрик то и дело поглядывал в зеркало заднего вида и потом объявил, что уверен, «хвоста» за нами нет. Я поверил. Ничего бы не ускользнуло от внимания Эрика, если он действительно хотел видеть.— Расскажите мне о Свене Вангене, — попросил я. Он неодобрительно скривил рот так же, как когда-то Арне.— Его отец был коллаборационист, — фыркнул Эрик.— И все помнят об этом?— Официально прошлое есть прошлое. — Эрик хмыкнул. — Но если какой-то город захочет, к примеру, построить мост или школу, то выйдет так, что архитектор или подрядчик, которые сотрудничали с нацистами, контракта не получат.— Но отец Свена Вангена был уже богатый... Эрик покосился на меня, делая резкий поворот налево, мы едва ли за миллиметр обогнули фонарный столб.— Мне сказал Арне Кристиансен.— Унаследованное богатство аморально, — объявил Эрик. — Все состояния надо распределить среди масс.— Особенно состояния коллаборационистов.— Думаю, да, — усмехнулся Эрик.— Отец был такой же, как и сын? — спросил я.— Меднолобый жадный бизнесмен, — покачал головой Эрик. — Он выкачал из нацистов много денег.— Конечно, с патриотической целью, — предположил я.Но Эрик так не считал.— Он ничего не сделал для своих соотечественников. Он наживал деньги только для себя.— Отец подавил сына, — заметил я.— Подавил? — удивился Эрик. — Свен Ванген — сверхмощное сверло, он всюду проложит себе путь. Вот уж кто совсем не подавлен.— Он — как пустой орех, без сердцевины. По-моему, из-за отца его никто никогда не любил, а люди, которых отвергают не за собственную вину, а за чужую, становятся ужасно агрессивными.Эрик немного подумал.— Может быть, вы и правы, но Ванген все равно мне не нравится.Свен Ванген жил там же, где и родился. Огромный деревенский дом, построенный из камня и дерева, даже в сырое зимнее утро выглядел безукоризненно чистым и процветающим. В саду все растущее было резко зажато в геометрически точные прямые и окружности. Такой скучный порядок абсолютно не соответствовал порывистой, щедрой и несобранной натуре Эрика. Он оглядывался с презрительным недоумением, и на лице его ясно читалось — «все раздать массам».— И все только для двух, — возмущался он. — Это не правильно.Когда я постучал, средних лет женщина открыла парадную дверь и показала рукой на маленькую гостиную с окнами, смотревшими на аллею, ведущую к дому. И я видел Эрика, под дождем маршировавшего взад-вперед вдоль машины, излучая марксистское негодование на незаслуженное богатство буржуазии. Он сердито поворачивался на каблуках, и песок жалобно скрипел, озвучивая его революционное возмущение.Свен Ванген вошел в гостиную с пирожным в руках и с высоты своего роста холодно поглядел на меня.— Я забыл о вашем приезде, — пробормотал он. — Разве вы уже не все раскрыли? — Он фыркнул. Ни капли дружелюбия.— Не все.В надменных глазах сверкнула искра раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65