Эмма заявила, что она не может, не будет, однако выпила шампанское и через пять минут выглядела как увядавший цветок, вовремя поставленный в воду.— Простите, — сказала она, опершись на локоть в постели и потягивая золотистые пузырьки из стакана, который я принес из ванной.— Ничего страшного.— Вы считаете, что я дура.— Нет.— Это потому, что они не хотят его искать... где он исчез. Они только говорят, мол, не могут найти... Но они даже и не искали.— Они искали, — начал я, но она не готова была слушать, пока не выговорится.— Потом Гуннар Холт сказал, что Норвежский жокейский клуб направил своего сотрудника для раследования... и я так надеялась, целые дни надеялась, что наконец кто-то найдет его... и теперь... вы...— Я не то лицо, какое вы ожидали встретить, — заметил я.— Я не думала, что вы такой молодой.— Что вы предпочитаете, — спросил я, — доброго папашу или человека, который найдет Боба?Но прошло слишком мало времени, и она еще не успела понять, что эти два качества необязательно совмещаются в одном лице. Она хотела найти Боба, но сама нуждалась в покое и поддержке.— Он не крал этих денег, — твердо заявила она.— Откуда вы знаете?— Он не мог украсть. — Она говорила с убежденностью, но хотел бы я знать, не себя ли она пыталась убедить.Раздался стук в дверь, и появился официант с подносом. Эмма чувствовала себя настолько лучше, что села за стол и медленно принялась за еду, то и дело отдыхая от слабости. Но когда она съела суп, стало ясно — моя догадка была справедлива: Эмма упала в обморок от голода.— Через три часа мы пойдем обедать, — объявил я, когда она доела последний кусок хлеба.— Ох, нет!— Ох, да. Почему же нет? У вас будет много времени рассказать мне о Бобе. Несколько часов. И не надо спешить.Она взглянула на меня, и впервые в ее взгляде мелькнуло понимание, затем почти в то же мгновение она обвела глазами номер, и тревога от того, что она находится в моей спальне, вспыхнула на лице, будто северное сияние на полюсе.— Вы предпочли бы местный полицейский участок? — улыбнулся я. — Сидеть за столом напротив друг друга в комнате для допросов?— Ох! Думаю, что нет. — Эмма чуть вздрогнула. — Я провела там много времени, понимаете? В неприятном положении. Конечно, все были со мной очень любезны, но они считают, что Боб украл деньги, и они относились ко мне как к жене жулика. Это... это ужасно — Понимаю, — сказал я.— Понимаете?Бледность не исчезла после еды, темные круги тоже, а глаза по-прежнему воспаленно глядели на меня, и нервное возбуждение вибрировало в каждом движении. Нужно что-то гораздо большее, чем бульон и шампанское, чтобы развязать эти узлы.— Почему бы вам немного не поспать? — предложил я. — Вы выглядите очень усталой. Здесь вам будет спокойно, а мне надо написать кое-какие отчеты. Пока я отделаюсь от них, вы отдохнете.— Я не могу спать, — автоматически вырвалось у нее, но, когда я решительно достал из кейса бумаги, разложил их на столе и включил настольную лампу, она встала, немного помешкала и наконец снова легла. Через пять минут, когда я подошел, чтобы взглянуть, она уже глубоко спала. Щеки впали, и бледно-голубые жилки проступили на веках.Эмма лежала в расстегнутом пальто из верблюжьей шерсти и в платье в коричнево-белую клетку. Теперь, когда пальто распахнулось, выпирающий живот стал безошибочно заметен. Месяцев пять, наверное, подумал я.Собрав бумаги, я снова уложил их в кейс. Протоколы допросов свидетелей и полицейские донесения, связанные с исчезновением ее мужа. Мне нечего было добавить к ним, потому и нечего было писать. Вместо этого я уселся в удобное кресло «Гранд-отеля» и стал размышлять, почему исчезают мужчины.Главным образом, они бегут к чему-то или от чего-то. Иногда встречается соединение обоих поводов. К женщине или от женщины. К солнцу и морю. От полиции. К политически предпочитаемому обществу или от политических репрессий. К анонимности. От шантажа.Иногда беглецы прихватывают чужие деньги, чтобы обеспечить себе будущее. Шестнадцать тысяч крон на первый взгляд не такое богатство, на которое мог бы польститься Боб Шерман. Каждый год он зарабатывал раз в пять больше.Так к чему он бежал?Или от чего он бежал?И что я сумею сделать до понедельника, когда мне надо возвращаться в Лондон?Эмма тревожно спала более двух часов, но иногда успокаивалась. Потом она начала метаться на постели, капельки пота выступили на лбу, что-то явно мучило ее во сне, и я решил разбудить несчастную женщину.— Эмма, просыпайтесь. — Я тронул ее за руку. — Просыпайтесь, пора уже. Эмма.Она открыла глаза, и в них еще застыли кошмарные сны. Ее начало трясти.— Ох, — проговорила она. — Ох, боже мой...— Все хорошо. Вы немного подремали. Это был всего лишь сон.Наконец она совсем проснулась, но не окрепла и не успокоилась.— Мне приснилось, что он в тюрьме... там были решетки, и он старался вырвать их... как сумасшедший... Я спросила, почему он хочет бежать, а он ответил, что утром его собираются казнить... Потом я разговаривала с кем-то из обвинителей и спросила, что Боб сделал, за что собираются казнить его? И этот человек ответил, что Боб украл скачки, а есть такой закон, если кто-то украдет скачки, то его казнят.Она провела рукой по лицу.— Это глупость, но кажется такой реальной.— Ужасно, — сказал я.— Но где он? — в отчаянии воскликнула она. — Почему он не напишет мне? Как он может быть таким жестоким?— Возможно, письмо ждет вас дома в Англии.— Нет. Я звоню... каждый день.— Вы жили дружно, счастливы были вдвоем? — спросил я.— Да, — не колеблясь, ответила она. Но, подумав секунд пять, предложила более правдивую версию:— Иногда мы ссорились. В тот день, когда он приехал сюда, мы цапались целое утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65