Спортивный корреспондент прекрасно разбирался и в людях, и в лошадях — если только давал себе труд «оторвать задницу от кресла». За что, собственно, Уильямс его и терпел. Корреспондент видел все недостатки и честно о них говорил. И зачастую оказывался прав.
Он разглядел недостатки Денниса Кинсера, которые другие люди могли бы принять за достоинства. И прежде всего — непомерную самоуверенность. Кинсер рассчитывал в ближайшее время сделаться лучшим тренером Англии — и это самое меньшее. Вообще же он собирался завоевать мир.
Корреспондент устало и разочарованно выслушал похвальбу Кинсера, делая заметки в блокнотике на пружинке, хотя вообще-то на свете существуют диктофоны. Он описал бы Кинсера как завистливого и самодовольного выскочку, готового прогрызать себе дорогу зубами, если бы не был заранее уверен, что проклятый синий карандаш позволит ему лишь эпитет «амбициозный».
В свои тридцать лет Деннис Кинсер составил себе план жизни, согласно которому он должен был взбежать по лестнице успеха через три ступеньки и завести приятельские — если не сказать «панибратские» — отношения со всеми знаменитостями. Он намеревался относиться с умеренным почтением ко всем титулованным особам. Оказывать услуги, предполагающие ответные одолжения. Но для продвижения наверх ему нужно было за что-то зацепиться, и большая статья в спортивном разделе «Голоса Котсволда» для начала вполне подходила.
Он несколько вызывающе сообщил спортивному корреспонденту, что поскольку оказался чересчур тяжел для жокея-стиплера, то проработал шесть лет конюхом, «работая за двоих» и живя в убогой гостинице.
— Это тоже было частью вашего плана? — поинтересовался корреспондент.
— Конечно! — уверенно солгал Кинсер, Корреспондент записал в своем блокнотике: «Возможно, с этим парнем стоит подружиться. Если так, это нужно делать теперь».
— И что же вы намерены делать? — спросил он.
Кинсер весьма охотно поделился с ним своими планами. Он уговорит владельцев, за лошадьми которых он ухаживал, передать нескольких лошадей ему. Он заверит их, что лошади выигрывали исключительно благодаря его опыту и уходу. Потом объявит повсюду о синдикатах и будет тепло приветствовать всех их участников. Лицензию тренера ему дадут, потому что он прошел все три официальных курса «Британской скаковой школы» — по лошадям, по бизнесу и по общественным связям.
«Манипулятор высшей марки», — отметил в блокнотике корреспондент и вечером написал одну из своих лучших статей для «Голоса», отозвавшись о Кинсере достаточно хорошо, потому что плохо отзываться было вроде бы не за что.
На следующий день, в пятницу, Билл Уильямс, все еще занимавший редакторское кресло, зашел к спортивному корреспонденту с безупречными распечатками и от души поздравил его. Потом собрал вместе своих сотрудников и сухо, без лишних эмоций, сообщил, что с воскресенья у них будет новый редактор.
Билл Уильямс, чей сумасбродный папаша одарил родного сына «Авессаломом», «Элвисом» и «да Винчи», на протяжении всех школьных лет скрывал свой ум, чтобы не выглядеть белой вороной и не подвергаться травле одноклассников. Учителя в один голос удивлялись его непроходимой тупости. Они были неглупы и замечали проблески подавляемого интеллекта. Когда А. Э. да В. Уильямс, вопреки их благоразумным советам, поступил в Кембридж, получив стипендию, как отлично сдавший экзамены, и впоследствии успешно защитил две диссертации, учителям ничего не оставалось, как пожать плечами и сказать: «Мы так и знали!»
Будучи студентом, А. Э. да В. Уильямс основал и издавал газету «Propter», которая, как некогда «Гранта», быстро сделалась самым популярным и престижным из всех студенческих изданий. В двадцать семь лет новоиспеченный доктор Уильямс, магистр гуманитарных наук и доктор философии, отказался от предложения остаться в университете лектором, бросил Кембридж и академическую карьеру ради скромного ремесла свободного журналиста и зарабатывал себе на жизнь обзорами и статьями, пока его стиль не приглянулся династии «Голоса Котсволда». Те рискнули и взяли Уильямса редактором.
Поскольку Билл Уильямс обладал буйным темпераментом, который все время приходилось сдерживать, отпуск, как и большую часть свободного времени, он предпочитал проводить в одиночестве. Но в отличие от большинства одиночек у Уильямса было неплохо развито чувство юмора, не позволявшее относиться к себе чересчур серьезно. А потому в том августе, который Уильямс про себя нарек «Летом потерянного „Голоса“, он решил не менять своих планов на отпуск. Уильямс давно собирался взять напрокат плоскодонку в верховьях
Темзы и спуститься на ней с шестом по течению до Оксфорда.
Уильямс прагматично решил, что раз уж он назначил встречу со своими предполагаемыми работодателями в ресторане, который находится ниже Оксфорда, а на работу спешить все равно не надо, то путешествие можно и продлить. Залечить разбитые надежды и заодно хорошенько продумать, как выжать хоть каплю сока из каменных сердец корпорации.
Поскольку мистер Уильямс заплатил по максимуму, с тем чтобы ему предоставили самое лучшее, на лодочной станции в Лечлейде, городке, выше которого лодки по Темзе уже не ходят, ему дали одну из заново отделанных лодок. Темная краска на прочных бортах еще не успела потускнеть и облупиться. Внутри было удобное сиденье с откидывающейся спинкой, обтянутое синим бархатом, которое на ночь раскладывалось, превращаясь в диванчик. Плоскодонка была снабжена раздвижным тентом, который смыкался над головой, защищая от дождя и ночной прохлады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87