Если вы все время будете думать о том, кто вы есть, вас это будет сковывать и, возможно, ничего не получится. В темноте возраста не существует. Если вы вообразите, что вам двадцать, вам и будет двадцать и вы почувствуете себя раскрепощенной.
— Вы совершенно необыкновенный мужчина.
— Ну, конечно, — согласился я. — А вы совершенно необыкновенная женщина. Так что ложитесь.
Она неожиданно хихикнула и послушно легла.
— Снимите очки, — попросил я, и она без возражений положила их на тумбочку.
Как я и предполагал, в полумраке ее глаза казались больше, крупный нос меньше, а решительный рот мягче. Я потянулся к ней и поцеловал, и поскольку поцелуй напоминал скорее родственный, он вызвал улыбку на ее лице и мою ответную усмешку.
Это была самая странная любовная близость, но все вышло очень хорошо.
Позже я вспоминал тот миг, когда она начала получать удовольствие от моих прикосновений к ее коже; изумленный трепет, когда она рукой прикоснулась к моему возбужденному члену; страсть, с которой она в конце концов ответила; потрясение и недоверие, пришедшие вслед судорогам освобождения.
— Именно это, — прошептала она, задыхаясь, — это то, что чувствуют женщины?
Я понял, что она испытала весьма бурный оргазм.
— Думаю, да, сказал я, — когда им хорошо.
— О Боже мой, — с оттенком ликования произнесла она, — вот теперь я знаю.
Глава 7
Утром во вторник я возвратился в офис и попытался продолжить свою обычную жизнь с того места, где она была прервана.
Тот же самый запах пишущих машинок, наполнявший кабинеты, кипы бумаг.
Та же суета, арифмометры, телефоны, уйма работы. Все знакомо, все нереальное.
Наши помощники, Дебби и Питер, с обидой сказали, что пережили трудные времена, пытаясь объяснить всем и каждому мое необъяснимое отсутствие. Они сообщили о моем исчезновении в полицию, где им ответили, что мне больше двадцати одного года, и я имею право исчезнуть, когда захочу, и что полиция начала бы меня искать только в том случае, если бы я совершил преступление или сделался со всей очевидностью его жертвой. В полиции решили, что я отправился куда-нибудь, чтобы основательно отметить победу на Золотом кубке.
— Мы убеждали их, что вы не могли уехать надолго, — пояснил Питер.
— Но они не проявили никакого интереса.
— Мы хотели, чтобы они связались с мистером Кингом через Интерпол, — пожаловалась Дебби. — А они подняли нас на смех.
— Могу представить, сказал я. — Значит, Тревор еще в отпуске?
— Он и не собирался возвращаться до понедельника, — заметил Питер, пораженный, что я умудрился забыть хорошо известный мне факт. — О, в самом деле...
Утро я провел, переделывая свое расписание и заставляя Питера назначать новые встречи взамен тех, которые я пропустил. Днем выяснилось, что мои неприятности по-прежнему не представляют большого интереса — во всяком случае для полиции. Я вернулся домой, не так ли? Невредимый? Мне не пришлось платить выкуп? Были ли предприняты какиелибо попытки вымогательства?
Нет. Меня морили голодом? Нет. Били? Нет. Связывали веревками, ремнями, заковывали в кандалы? Нет. Уверен ли я, что все это не было розыгрышем? Они разберутся, сказали они; но один из них заметил, что лично он не возражал бы недельки две попутешествовать бесплатно по Средиземному морю, и его коллега засмеялся. Я понял, что расследование придется проводить самому, если я серьезно хочу докопаться до истины.
Я хотел знать истину. Пребывать в неведении так же опасно, как и стоять позади норовистой лошади. Если я не буду знать, почему меня схватили в первый раз, как я смогу предотвратить второе похищение?
Вечером во вторник я забрал свой «Доломит». Его перегнали на подъездную аллею рядом с домом распорядителя ипподрома в Челтенхеме. («Где же вы пропадали? Мы установили, что это ваша машина, через полицию».) После я заехал домой к гардеробщику, чтобы забрать свой бумажник, ключи и скаковое седло. («Где же вы пропадали? Я дал распорядителю ключи от вашей машины, надеюсь, с этим все в порядке».) Потом я вернулся домой (предыдущую ночь я провел в гостинице аэропорта) и с малодушными предосторожностями вошел внутрь.
Никто не поджидал меня в темноте с дубинкой, налитой свинцом, эфиром или бинтом в одну сторону в парусный отсек. Я везде зажег свет, налил изрядную порцию шотландского виски и велел себе успокоиться. Я позвонил тренеру, на лошадях которого регулярно ездил по утрам, чтобы не потерять форму («Где же вы пропадали?»), и условился возобновить тренировки с понедельника. И я позвонил человеку, просившему меня выступить на его лошади, чтобы извиниться за то, что подвел его. Я не видел причин не отвечать на вопрос, где я пропадал, и рассказал им все: меня похитили, отвезли на яхте на Менорку, и я понятия не имею, почему. Я надеялся, что хоть кто-нибудь из них сумеет придумать приемлемое объяснение, но все, с кем я поделился, терялись в догадках, как и я сам.
Съестных припасов в доме было негусто: стейк в холодильнике давно оброс мхом. Я остановил выбор на спагетти с тертым сыром, но прежде, чем приняться за стряпню, я поднялся наверх, собираясь сменить новый пиджак на старый свитер и зайти в ванную.
Случайно выглянув на улицу из окошка ванной комнаты, я на миг застыл в полнейшей панике.
В саду стоял мужчина и смотрел на комнаты первого этажа. Свет из окна гостиной хорошо освещал его лицо.
Я не помнил его отчетливо, но на меня словно снизошло озарение, и я тотчас узнал его с замиранием сердца. Это был тот тип из фальшивой «Скорой помощи» из Челтенхема.
За его спиной на дорожке вырисовывался силуэт автомобиля, его крыша и окна тускло поблескивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79