Что за дело, что получится всего-то двухсекундная реклама — сам процесс съемок выглядел просто эпически.
Вечером я сделал заголовки к высохшим фотографиям, напечатав их на полосках тонкой бумаги, приклеил их скотчем на обратной стороне и, чувствуя себя немного по-идиотски, добавил: “Филип Нор, копирайт”. Так делал Чарли много лет назад. Мне всегда казалось, что Чарли стоит за моим плечом, напоминая, чтобы я следил за работой.
Работа.
Само это слово наполняло меня беспокойством. Впервые я по-настоящему подумал о моих фотографиях в этом смысле.
“Нет уж, — возразил я себе. — Я — жокей”.
* * *
Рано утром в субботу я ждал звонка от Гарольда с приказом срочно заболеть.
Он позвонил в четверть десятого.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Черт побери!
— Лучше тебе быть в порядке, — сказал он. — Только что позвонил Виктор. Я не стал ждать, что он скажет. Я прямо сказал ему, что будущее Чейнмайла зависит от того, насколько правильно его будут вести во всех его скачках.
— И что?
— Виктор сказал, что скачки без особого напряга ему не повредят, потому я передал ему то, что ты сказал. Слово в слово. И сказал ему, что ты наизнанку будешь для него выворачиваться, если только мы будем стараться выиграть. — Голос Гарольда в трубке прямо-таки гудел от радости. — И знаешь, что сказал Виктор? Он сказал, передай этому чистоплюю, что именно этого я и хочу.
— То есть...
— То есть, — прорычал Гарольд, — он передумал. Побеждай на Чейнмайле, если сможешь. И, честно говоря, тебе лучше победить.
— Но Чейнмайл...
— Черт! Ты хочешь скакать на этой лошади или нет?
— Хочу.
— Ну и все. Увидимся в Аскоте. — Он бросил трубку, давая мне понять, что я, по его мнению, не слишком-то благодарен ему за его старания насчет Виктора. Но если он пообещал Виктору, что Чейнмайл выиграет — а, похоже, именно это он и сделал, — то я попадаю в еще более крутой переплет, чем прежде.
В Аскоте я отыскал главного разъездного конюха Гарольда, который, как обычно, приехал с лошадьми, и спросил, как сегодня чувствует себя Чейнмайл.
— Зверь.
— А Дэйлайт?
— Спокоен, как старая корова.
— А на кого конюхи ставят?
Он искоса глянул на меня.
— Да на обоих. А что, не надо?
— Да нет, — небрежно сказал я. — Пусть ставят. Правда, всяко бывает... иногда конюхи лучше знают шансы лошади, чем тренер.
Он ухмыльнулся.
— Да уж. Но сегодня... — Он пожал плечами. — Да на обоих понемногу. В смысле, не недельные ставки. Просто кое-какие деньги на пиво.
— Спасибо, — я кивнул и пошел в весовую, по крайней мере, без лишних беспокойств. Конюхи ни монеты бы не поставили без причины. Ноги, желудки и дух обеих лошадей можно считать нормальными. Больше и желать нечего.
Я увидел Виктора Бриггза в группе людей, стоявших на травке у весовой. Всегда в одном и том же — широкополая шляпа, тяжелое синее пальто, черные кожаные перчатки. То же выражение на лице — чистая аспидная доска. Он увидел меня и, несомненно, заметил, как я замешкался в нерешительности, раздумывая, получится ли пройти мимо него и не заговорить.
Не получилось.
— Доброе утро, мистер Бриггз.
— Доброе, — отрывисто сказал он. И все. Он не стремился остановить меня для разговора, потому после короткого замешательства я пошел в весовую. Когда я проходил мимо, он проскрежетал:
— Посмотрим, какая у тебя изнанка.
Я остановился и обернулся. Его лицо по-прежнему было бесстрастным, глаза — жесткими и холодными. Я остановился, сглотнул и сказал только одно:
— Ладно.
И пошел дальше, кляня себя за то, что в запальчивости сделал это глупое заявление.
В раздевалке кто-то рассказывал анекдот о двух статуях, Стив Миллес разминал свою зажившую руку и жаловался, что врач не пропустил его на скачки, кто-то распространялся насчет слухов о крупном перевороте в скачках. Я снял уличную одежду и стал слушать всех троих сразу.
— Стояли в парке две статуи — голый мужчина и женщина, глядя друг на друга долгие годы...
— Я сказал ему, что уже восстановил подвижность. Это нечестно...
— Жокейский клуб, что, в самом деле создает новый комитет?..
— И, значит, приходит к ним ангел и говорит: “Раз вы уж тут терпеливо простояли столько лет и зим, то я вам в награду даю полчаса человеческой жизни, чтобы вы сделали то, чего вам всего больше хочется”...
— Гляди, я могу махать рукой. Что ты думаешь?
— Комитет по утверждению платных распорядителей или что еще.
— И вот эти две статуи ожили, переглянулись, малость посмеялись и сказали: “Ну, сделаем?” и “Да, пошли”. Они убежали в кусты, и там зашуршало...
— Я мог бы удержать любую лошадь. Я так ему и сказал, но этот козел и слушать меня не стал.
— ...вроде зарплаты старшему распорядителю...
— И через четверть часа они выходят из кустов, разгоряченные, возбужденные, счастливые, и ангел говорит им: “Вы только четверть часа использовали, почему бы вам еще раз не порезвиться”...
— Короче, сколько обычно заживает ключица?
— Я слышал, что лорд Уайт согласился с этим проектом...
— Тогда статуи захихикали, и мужчина сказал девушке: “Прекрасно, дорогая, давай еще раз, только теперь сделаем это по-другому. Теперь я буду держать этого хренова голубя, а ты будешь срать ему на голову”.
Среди взрыва хохота я услышал, как сплетник сказал:
— ...и Ивор ден Релган будет председателем.
Я обернулся к нему:
— Что ты сказал?
— Не знаю, правда ли это... один из наших сплетников-писак сказал мне, что Ивору ден Релгану поручено создать комитет по назначению платных распорядителей.
Я нахмурился.
— Тогда ден Релган вдруг получает чертову уйму власти, правда ведь?
Он пожал плечами.
— Не знаю.
Он, может, и не знал, но другие-то знали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85