К потолку на цепях подвешено плетеное кресло. Деревянные балки. Угловой газовый камин. Начищенная медная посуда.
Я, не раздумывая, прошел по красному полу к креслу возле камина и сел в него, подобрав ноги.
Саманта Берген стояла, потрясенно глядя на меня.
— Это ты! — сказала она. — Ты Филип. Малыш Филип. Он всегда любил сидеть, подобрав ноги. Я и забыла. Но когда увидела, что ты так сидишь… Слава Богу....
— Извините, — сказал я, чуть ли не заикаясь и снова вставая, пытаясь остановить раскачивающееся кресло. — Я просто... просто сел...
— Милый ты мой, — сказала она, — все в порядке. Просто увидеть тебя — это так... странно. — Она обернулась к девушке, хотя обращалась ко мне. — Это моя дочь, Клэр. Когда ты тут жил, она еще не родилась. — А девушке она сказала: — Я иногда присматривала за сынишкой моей подруги. Господи... ведь уже двадцать два года прошло... Наверное, я не рассказывала тебе.
Девушка покачала головой, но вид у нее был уже менее заинтригованный и гораздо более дружелюбный. Они обе были привлекательны своей естественностью, обе были в джинсах и широких шерстяных свитерах. Обе не накрашены. Девушка была стройнее, волосы у нее были темнее и короче, но у обеих были большие серые глаза, прямой нос и круглые нежные подбородки. Обе были уверены в себе, и в них чувствовалась интеллигентность.
Я оторвал их от работы — она лежала на столе. Корректура, рисунки и фотографии. Они работали над книгой. Поймав мой взгляд, Клэр сказала:
— Мамина кулинарная книга.
— Клэр работает помощником издателя, — сказала Саманта, и они пригласили меня снова сесть.
Мы сели за стол, и я рассказал им о том, что ищу Аманду, и о том, как я случайно наткнулся на них.
Саманта печально покачала головой.
— Все это только случайно, — сказала она. — Я больше так и не видела Каролину с тех пор, как она забрала тебя в последний раз. Я даже не знала, что у нее родилась дочь. Она никогда не привозила ее сюда. Но… — Она осеклась.
— Что “но”? — спросил я. — Пожалуйста, не стесняйтесь. Она уже двенадцать лет как умерла, и вы не раните моих чувств.
— Ладно... она принимала наркотики. — Саманта опасливо покосилась на меня, и явно успокоилась, когда я кивнул. — Кокаин, ЛСД, коноплю. Почти все. Стимуляторы и депрессанты. Она много что пробовала. Она не хотела, чтобы ты видел ее и ее друзей под кайфом. Она умоляла меня присмотреть за тобой несколько дней... это всегда оборачивалось несколькими неделями... а ты был таким тихим маленьким мышонком... на самом деле, с тобой всегда было приятно. Я никогда не была против, если она привозила тебя.
— Как часто это бывало? — спросил я.
— Как часто она тебя привозила? Ох... раз шесть. В первый раз тебе было годика четыре... А в последний раз, наверное, восемь. Я сказала, что больше не смогу тебя принять, поскольку я была беременна Клэр.
— Я всегда был вам благодарен, — сказал я.
— Да? — Казалось, она была польщена. — Я и не думала, что ты помнишь. Но раз ты здесь, значит, помнишь.
— А вы не знаете никого по имени Хлоя, Дебора или Миранда? — спросил я.
— Дебора Брэдбек? Та, что переехала в Брюссель?
— Я не знаю.
Саманта с сомнением покачала головой.
— Она вряд ли что-нибудь знает о твоей Аманде. Она живет в Брюсселе... м-м... лет этак двадцать пять.
Клэр приготовила чай, и я спросил Саманту, не рассказывала ли мать о моем отце.
— Нет, ничего не рассказывала, — твердо сказала она. — Как я поняла, это было совершенное табу. Думали, она сделала аборт, но она не стала. Слишком затянула. Это так в духе Каролины — совершенно безответственно. — Она сделала веселую гримаску. — Думаю, тебя бы тут не было, если бы она сделала то, что ей предложила эта старая гадина — ее мамаша.
— Она наверстала упущенное, не зарегистрировав мое рождение.
— О Господи! — Саманта хихикнула, оценив юмор ситуации. — Должна сказать, что это типично для Каролины. Мы ходили в одну школу. Я много лет знала ее. Мы уехали ненадолго, когда она забеременела тобой.
— Она принимала наркотики тогда, в школе?
— Господи, нет. — Она нахмурилась, раздумывая. — Потом. Мы все это делали. То есть не мы с ней вместе. Но наше поколение... мы, думаю, все разок-другой пробовали их в юности. В основном марихуану.
Клэр смотрела на нас с изумлением, как будто матери никогда такого не делают.
— А вы не знаете ее приятелей, с которыми она ловила кайф? — спросил я. Саманта покачала головой.
— Я никогда ни с кем из них не встречалась. Каролина просто говорила — друзья, но мне всегда казалось, что это не друзья, а друг. Мужчина.
— Нет, — сказал я. — Бывало и больше. Иногда люди валялись в полусне на подушках на полу, в полной дыма комнате. Все они были такие ненормально спокойные.
Это были люди, которые говорили такие непонятные слова, как “травка”, “игла”, “доза”, означавшие не то, что предполагал мой детский разум, и именно один из них дал мне покурить. Вдохни в легкие, сказал он мне, и задержи дыхание, пока не досчитаешь до десяти. Я выкашлял весь дым еще до того, как досчитал до двух, а он все смеялся и говорил, чтобы я попробовал снова. Я выкурил три или четыре сигареты с травкой.
Результат, как я временами потом смутно вспоминал, был в ощущении невероятного спокойствия. Расслабленные руки и ноги, спокойное дыхание, этакая легкость в голове. Пришла мать и отлупила меня, что мгновенно вывело меня из этого состояния. Приятель, который познакомил меня с наркотиками, больше никогда не появлялся. Я больше не пробовал гашиша до двадцати лет, когда мне преподнесли какую-то зеленовато-желтую ливанскую смолу, чтобы сыпать ее как сахар в табак.
Я немного скурил, остальное отдал, и никогда больше этим не занимался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85