Это же самый настоящий фарс, с удивлением думал я. Чертова комедия!Гоуэри удовлетворенно кивнул:— Хьюз даже не поднял хлыст.Толстяк излучал самодовольную учтивость.— Я полагаю, есть смысл посмотреть еще одну пленку, сэр?— Пожалуй, — согласился лорд Гоуэри. — Давайте посмотрим.— Что это за пленка? — осведомился Крэнфилд.— Скачка, состоявшаяся в Рединге третьего января, — пояснил лорд Гоуэри. — Та, которую выиграл Урон.— Я тогда в Рединге не был, — сказал Крэнфилд после небольшой паузы.— Вот именно, — согласился лорд Гоуэри. — Вместо этого вы, кажется, отправились на ипподром в Вустер. — В его устах констатация вполне невинного факта прозвучала крайне зловеще.В Вустере тогда выступал молодой жеребчик, которого Крэнфилд хотел посмотреть в деле. Что касается Урона, то у него была уже устоявшаяся репутация звезды, и в тренерском присмотре он не нуждался.Снова погас свет. Снова толстяк занял место у экрана и, вооружившись указкой, ткнул в жокея Келли Хьюза в черном камзоле с белыми шевронами и черном картузе, в которых он обычно выступал на Уроне. Эта скачка складывалась совершенно не так, как «Лимонадный кубок». Я возглавил скачку со старта, затем где-то на половине дистанции отошел на третье место, чтобы дать лошади чуть передохнуть, а вперед вышел только после последнего препятствия, энергично работая хлыстом и вовсю «качая» поводьями.Фильм кончился, вспыхнул свет, и в зале повисло тяжкое укоризненное молчание. Крэнфилд хмуро уставился на меня.— Вы, надеюсь, не станете отрицать, Хьюз, — иронически проговорил лорд Гоуэри, — что на сей раз вы воспользовались хлыстом?— Не стану, сэр, — согласился я. — А что это была за скачка?— Последняя скачка третьего января в Рединге, — раздраженно ответил он. — Не делайте вид, что вы этого не знаете.— На пленке действительно была последняя скачка того дня в Рединге, сэр. Но Урон в ней не участвовал. В ней выступал Скиталец. Как и Урон, он тоже принадлежит мистеру Джесселу, и потому я на них выступаю в одном и том же черном камзоле. Кроме того, у обеих лошадей общий производитель, поэтому они весьма похожи. Но на этой пленке Скиталец. Который, как вы могли убедиться, прекрасно реагирует на хлыст, даже если им только помахать.Воцарилось гробовое молчание, которое нарушил, покашляв, Крэнфилд.— Хьюз прав. Это действительно Скиталец.Не без удивления я подумал, что он сообразил это, только когда я указал на ошибку. До чего же легко люди верят в то, что внушают им другие.Собравшиеся стали перешептываться. Я не вмешивался: пусть разбираются сами.Наконец лорд Гоуэри осведомился:— Где тут у нас журнал с результатами скачек?Человек, сидевший ближе всех к двери, поднялся и вышел. Вскоре он вернулся с журналом. Лорд Гоуэри открыл его и вперился взглядом в страницу с результатами скачек в Рединге.— Судя по всему, — мрачно изрек он, — мы ошиблись с пленкой.Урон выступал в шестой скачке, а, как правило, она последняя на Редингском ипподроме. Но в тот день состоялась дополнительная, седьмая, скачка с участием молодых лошадей. Скиталец выиграл седьмую скачку. Произошла вполне объяснимая накладка.Я бы назвал эту накладку совершенно необъяснимой и даже преступной, но вслух не сказал ничего, полагая, что это вряд ли мне поможет.— Не могли бы мы, сэр, — вежливо осведомился я, — посмотреть правильную пленку — ту скачку, которую выиграл Урон?Лорд Гоуэри прокашлялся и промямлил:— Мне кажется... Ее вроде бы у нас сейчас нет. Впрочем, — быстро поправился он, — она нам не нужна. Это не меняет дела. Сейчас мы разбираем не редингскую, а оксфордскую скачку.Я остолбенел. Я просто не мог поверить своим ушам.— Но, сэр, если вы просмотрите скачку с участием Урона, то обратите внимание, что и в Рединге и в Оксфорде я водил его по дистанции совершенно одинаково — без хлыста.— Это не имеет никакого значения, Хьюз. Возможно, в Рединге Урону хлыст был и ни к чему, но в Оксфорде он оказался бы просто необходимым.— Сэр, все это как раз крайне существенно.В Оксфорде я управлял Уроном точно так же, как и в Рединге, но на этот раз он слишком устал, чтобы выиграть.Лорд Гоуэри полностью проигнорировал мои слова. Он посмотрел на своих коллег справа и слева и сказал:— Не будем тратить время попусту. До перерыва на ленч нам еще надо выслушать троих-четверых свидетелей.Стюард, который до этого дремал, кивнул головой и взглянул на часы. Тот, что помоложе, тоже кивнул, стараясь не смотреть в мою сторону. Я хорошо помнил, когда он был жокеем, и не раз выступал вместе с ним. Когда он стал стюардом, мы очень обрадовались, решив, что наконец-то там появился человек, по собственному опыту знающий, какие ловушки порой ожидают самых стопроцентных фаворитов, и думали, что он будет отстаивать нашу жокейскую правду. Глядя на его унылое, виноватое лицо, я понял, что надежды наши необоснованны. Пока он не произнес ни единого слова и выглядел почему-то испуганным.Когда он был просто Эндрю Трингом, то славился легким открытым характером и неустрашимостью перед барьерами. Недавно унаследованный им титул баронета, а также избрание стюардом, как свидетельствовало сегодняшнее заседание, придавили его тяжким бременем.Что касается пожилого сони, лорда Плимборна, то я практически ничего о нем не знал. Ему было явно за семьдесят, и в его движениях ощущался легкий тремор, словно старость потихоньку трясла его, вскоре надеясь повалить наземь.Расследование обычно проводится тремя стюардами, но сегодня их было четверо. Четвертый, Уайкем, второй барон Ферт, сидевший слева от Тринга, не был, насколько мне известно, членом Дисциплинарного комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10