— Конечно, вашу машину тоже жаль. Надеюсь, она была застрахована?
Лучше будет, если вы скажете страховщикам, что произошел несчастный случай на стоянке. Не привлекайте к этому внимания. В наши дни автомобили списывают очень легко. Надеюсь, вы не станете выставлять претензии Джонни, ну и тому подобное? Я помотал головой. Принцу заметно полегчало. Он слегка улыбнулся и несколько расслабился.
— Нам бы не хотелось, чтобы сюда сползлись журналисты. Вспышки, телеобъективы... Стоит хоть одному пронюхать, и здесь будут пастись целые стада.
— Но это окажется слишком поздно, — перебил я.
— Вы ведь не будете говорить, что Джонни замешан в этом происшествии? — с тревогой спросил принц. — Никому? Мне бы очень не хотелось, чтобы пресса раздула эту историю. Это совершенно ни к чему.
— Хотите сказать, что людям не следует знать, как вы, рискуя жизнью, спасали брата своей жены?
— Да, — задумчиво подтвердил он, — и вы будете молодцом, если промолчите об этом. — Принц окинул взглядом мои обгоревшие волосы. — Да и не было там большой опасности. Если хотите, можете сказать, что спасли его сами.
— Нет, сэр, так не пойдет.
— Я и не думал, что вы согласитесь. Вам не больше моего хочется, чтобы они ползали вокруг со своими блокнотами и прочими причиндалами.
Он отвернулся и жестом более приглашающим, чем приказным подозвал садовника, который все еще торчал поблизости.
— И как мы поступим со всем этим, Боб?
Садовник знал все, что касалось перевозки аварийных автомобилей и гаражей, откуда можно было бы вызвать помощь, и взялся все устроить. Он разговаривал с принцем совершенно свободно; было видно, что эта свобода выработалась за много лет взаимного уважения и является стойкой опорой роялизма.
— Не знаю, что бы я делал без Боба, — заметил принц, когда мы возвращались в дом. — Если бы я сам стал звонить в гаражи и автомастерские и представляться, то там или не поверили бы и ответили, что они сами королева Шебы, или же, разволновавшись, недослушали бы и все перепутали. Боб вывезет эти автомобили без всяких хлопот, а вот если бы я взялся за это сам, то первым здесь оказался бы репортер.
На ступенях принц остановился и посмотрел на остов того, что некогда было моим любимым автомобилем.
— Мы дадим вам автомобиль, чтобы добраться домой. Нам нетрудно одолжить вам один из наших.
— Сэр, — перебил я его, — кто или что такое Алеша?
— Ха! — почти выкрикнул он, резко повернувшись ко мне. Его глаза вдруг сверкнули. — Вы впервые проявили интерес без нажима с моей стороны.
— Я сказал, что подумаю, смогу ли что-нибудь сделать.
— Имея в виду сделать как можно меньше.
— Ну, я...
— И посмотреть, не подсовывают ли вам тухлую рыбу.
— Э-э... — промямлил я. — Так как насчет Алеши?
— Это и есть та самая проблема, — ответил принц. — Мы ничего не знаем об Алеше. Именно это я и хотел уточнить.
Джонни Фаррингфорд очень скоро вышел из больницы и вернулся домой, так что уже через три дня после аварии я поехал навестить его.
— Простите за вашу машину, — сказал он при виде «РейнджРовера», на котором я приехал в этот раз. — Дерьмово получилось.
Он был очень взвинчен, лицо все еще оставалось бледным. Несколько порезов затянулись быстро, как это бывает только в юности; непохоже, что шрамы останутся на всю жизнь. По движениям чувствовалось, что болели у него в основном мышцы, а не кости. Все к лучшему, подумал я, это помешает ему тренироваться к Олимпиаде.
— Входите, — пригласил хозяин. — Кофе и все такое?
Он приглашающим жестом вытянул руку, и мы вошли в комнату, напоминавшую иллюстрацию к журнальной статье о сельском быте. Пол, выложенный каменными плитками, толстые ковры, массивные балки на потолке, большой камин, стены из старых неоштукатуренных кирпичей и множество продавленных диванов и стульев с выгоревшей ситцевой обивкой.
— Это не мой дом, — пояснил Фаррингфорд, чувствуя мое удивление, я снимаю его. Сейчас я принесу кофе.
Он скрылся за дверью в дальнем конце комнаты; я не спеша последовал за ним. Кухня, в которой он наливал кипяток в кофеварку, была оснащена всем, что только можно купить за деньги.
— Сахар? Молоко? Или вы хотите чай?
— Лучше кофе. И молока, пожалуйста.
Джонни внес поднос в комнату и поставил его на стол перед камином. На толстом слое старой золы горели уложенные дрова, но огонь совсем не грел. Я закашлялся, а потом с удовольствием выпил горячую жидкость, решив погреться если не снаружи, то хотя бы изнутри.
— Как вы себя чувствуете сейчас? — спросил я.
— Да... нормально.
— Но все еще потрясены, я думаю. Он содрогнулся всем телом.
— Понимаю, счастье, что я вообще остался жив. Слава Богу, вы вытащили меня оттуда, и все такое.
— Ваш родственник сделал ничуть не меньше.
— Больше, чем должен был, можно сказать.
Он засуетился с сахарницей, явно нервничая.
— Расскажите мне об Алеше, — попросил я. Коротко глянув на меня, Фаррингфорд отвел взгляд, и я убедился, что при этих словах его охватил приступ депрессии.
— Тут нечего рассказывать, — устало ответил он. — Алеша — просто имя, возникло оно летом. В сентябре в Бергли умер один из частников германской команды, и кто-то сказал, что это случилось из-за Алеши, которая приехала из Москвы. Конечно, было расследование и все такое прочее, но я не знаю о результатах, потому что не был прямо связан со всем этим, понимаете?
— Ну а непрямо? — уточнил я.
Он снова коротко взглянул на меня и чуть улыбнулся.
— Я хорошо знал его, этого немецкого парня. Ну, как это бывает, на всех международных соревнованиях встречаешься с одними и теми же людьми, понимаете?
— Да.
— Ну... Как-то вечером мы с ним поехали в клуб, в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75