И Кемп-Лоур не вернулся. Его программа закончилась несколько часов назад, а он не приехал. Жестокий, кровожадный подонок, подумал я.
Я сел на пол в будке, осторожно прислонился к стене под телефоном так, чтобы голова была видна через стекло. Потом поднес руки к лицу и один за другим пошевелил пальцами, они ничего не чувствовали. Они сгибались и разгибались, медленно и чуть-чуть, вот и все. Из страха, как бы не стало хуже, я принялся возвращать их к жизни, тер, всовывал между ляжками, бил о колени, заставлял сгибаться и разгибаться, не обращая внимания на хруст и боль в ободранных плечах.
Мне было о чем подумать. Например, липкий пластырь. Он заклеил мне рот, конечно для того, чтобы я не мог позвать на помощь. Но когда я в конце концов закричал, там все равно никого не было. Никто бы не услышал, как бы громко я ни кричал, потому что конюшня стояла далеко от проселочной дороги.
Пластырь на глазах, понятно, чтобы я не увидел, куда попал. А если бы увидел? Пустой двор и заброшенную сбруйную? Что изменилось бы, если бы я мог видеть и говорить, размышлял я.
Видеть… Я бы увидел выражение лица Кемп-Лоура, его удовлетворение, что он вывел меня из игры. Я бы увидел Кемп-Лоура… вот оно что! Он не хотел, чтобы я его видел.
Если это так, тогда понятно, почему он не хотел, чтобы я говорил: он боялся попасть в ловушку, отвечая. Он заговорил только однажды, и то низким, неузнаваемым голосом.
В таком случае он, должно быть, убежден, что я не догадался, кто украл меня, что я не узнал его. Значит, он думает, что Джеймс случайно выбил у него из рук сахар с допингом, и он не слышал, что Тик-Ток и я сделали рейд по конюшням, и не знает о моих расспросах о «ягуаре». Это дает мне незначительное преимущество в будущем. Если он где-то оставил следы, то ему нет необходимости немедленно уничтожить их. Он не будет все время начеку, следовательно, легче будет разрушить его планы.
Меня тревожило, что все тормоза цивилизованного человека исчезли из моего сознания. Он так неумолимо вколотил себя в мой внутренний мир, что я не мог думать ни о чем, кроме мести за себя и за других, мести физической, окончательной, без угрызений совести.
Наконец она приехала.
Я услышал, как остановилась машина, хлопнула дверца. Быстрый звук шагов по дороге. Дверь телефонной будки открылась, впустив ледяной ветер, и Джоанна стояла на пороге в брюках, голубом теплом жакете, свет падал на темные волосы и делал глубже глаза.
Я глядел на нее, изо всех сил стараясь улыбнуться, но улыбка не получалась, я слишком сильно дрожал.
Она опустилась на колени, осмотрела меня, и лицо у нее окаменело от ужаса.
– Руки, – воскликнула она.
– Да. Ты привезла ножницы?
Ни слова не говоря, она открыла сумку, вытащила внушительного вида ножницы и освободила меня. Положила крюк на пол, потом нежно сняла с запястий перерезанную веревку. Теперь от запекшейся крови веревка была скорее коричневая, чем белая. На запястьях остались полосы, темные и глубокие. Она с испугом смотрела на них.
– Там тоже веревка, – сказал я, кивая на ноги. Джоанна разрезала веревку на лодыжках, и я заметил, что она потрогала брюки пальцами. Воздух был слишком холодный, чтобы высушить их, а тело выделяло слишком мало тепла.
– Ты плавал? – легкомысленно спросила она. Голос дрогнул.
На дороге послышались шаги, и тень мужчины появилась за спиной Джоанны.
– С вами все в порядке, мисс? – В его выговоре явно слышался кокни.
– Да, спасибо. Вы не поможете мне посадить кузена в машину?
Он шагнул на порог и посмотрел на меня, его глаза задержались на запястьях.
– О боже, – проговорил он.
– Ловко сделано, – сказал я.
Это был крупный мужчина лет пятидесяти, с обветренным, как у моряка, лицом; казалось, его глаза видели в этой жизни все, и большая часть виденного не вызывала у него энтузиазма.
– С законом все в порядке? – спросил он.
– В порядке, – подтвердил я. Он слегка улыбнулся:
– Тогда пойдемте. Нет смысла торчать тут.
Я неуклюже встал, оперся на Джоанну и обнял ее за шею, чтобы не упасть. И раз уж я оказался в таком положении, было бы позором упустить возможность, и я поцеловал ее. В бровь, первое, что подвернулось.
– Вы сказали «кузен»? – спросил водитель такси.
– Кузен, – твердо ответила Джоанна. Слишком, слишком твердо.
Водитель придерживал дверь будки:
– Нам лучше отвезти его к врачу.
– Нет, – возразил я. – Никакого врача.
– Тебе нужен врач, – сказала Джоанна.
– Это обморожение. – Водитель показал на мои руки.
– Нет, – настаивал я. – Это не обморожение. На лужах нет льда. Я просто замерз. Не обморозился. – Зубы у меня стучали, и я мог говорить только отрывистыми фразами.
– Что случилось с вашей спиной? – спросил водитель, увидев клочки рубашки и содранную кожу.
– Я… упал. На гравий.
Он скептически посмотрел на меня.
– Вся спина превратилась в ужасную кашу, и там много грязи, – сказала Джоанна, оглядывая меня. Ее голос звучал озабоченно.
– Смоешь, – выговорил я. – Дома.
– Вам нужен доктор, – еще раз повторил водитель. Я покачал головой:
– Мне нужен горячий чай, аспирин и сон.
– Может, ты и знаешь, что делаешь, – заметила Джоанна. – Что еще?
– Свитер.
– В такси. Ты можешь переодеться там. Чем раньше ты попадешь в горячую ванну, тем лучше.
– Будьте осторожны, мисс, – вмешался водитель. – Не грейте руки слишком быстро, иначе пальцы отвалятся.
– Заботливый парень. Я был уверен, что он ошибается. Джоанна выглядела все более озабоченной.
Мы двинулись к машине. Это было обыкновенное лондонское такси. Как удалось Джоанне так очаровать водителя, что он поехал среди ночи в неизвестную деревню? И более практическая мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69