– Прошу прощения, Роб, я уверен, вы пройдете великолепно. – Но его слова прозвучали неубедительно.
Приняв гибкий и меняющийся по обстоятельствам план скачки, я сосредоточился на том, чтобы держать Темплейта четвертым в заезде из двенадцати участников. Оставаясь немного позади сначала, я сохранял его силы для финиша. И кроме того, если вести скачку первым, не увидишь, что делают остальные, кто может быть соперником. Темплейт сам ко второму препятствию подошел третьим, я еще не оказывал на него никакого нажима. Возле последнего я направил его на край скаковой дорожки, чтобы он мог видеть все впереди, и поощрил его. Его шаг моментально ускорился. Он взлетел так далеко перед препятствием, что у меня на секунду упало сердце, я был уверен, что он приземлится на его гребне, но я недооценивал его силу. Темплейт приземлился на несколько ярдов впереди от задней стенки препятствия, сам нашел равновесие, не запнувшись, и устремился вперед к финишному столбу.
Одна из лошадей, которая шла чуть впереди, в высоком прыжке преодолела препятствие. Оставалось обойти только гнедого. Только фаворита, выбранного критиками, публикой и прессой. Не так зазорно, мелькнуло у меня в голове, уступить фавориту.
Я вдавил колени в бока Темплейта и два раза стегнул его хлыстом. Я понял, что ему нужен был только сигнал, каждой унцией тела он устремился вперед, вытянув шею; я встал коленями ему на холку, и давил на него, и двигался в его ритме, я держал хлыст, боясь помешать ему. Он вытянул морду вперед за пять шагов до финиша, и так и миновал его.
Я был так измучен, что едва мог спрыгнуть с седла. Когда мы пришли на площадку, где расседлывают лошадей, раздались одобрительные восклицания и комплименты, но я чувствовал себя слишком слабым и вялым, чтобы радоваться им. Ни одна скачка раньше не отнимала у меня столько сил. И ни одна так много не давала.
От удивления лорд Тирролд и Эксминстер выглядели почти подавленными.
– Отлично, Роб, – сказал Эксминстер, и его нижние зубы блеснули в улыбке.
– Это удивительная лошадь! – с жаром воскликнул я.
– Да, – согласился лорд Тирролд, – он удивительный. – И потрепал потемневшую от пота шею Темплейта.
Эксминстер сказал:
– Не болтайтесь тут, Роб, идите и взвесьтесь. У вас мало времени. Вы участвуете в следующей скачке и еще в одной после нее.
Я посмотрел на него.
– Ну а чего вы ждали? Пип, очевидно, пролежит еще несколько месяцев. Я взял вас вторым после него, и вы будете заменять его, пока он не вернется.
– Некоторые люди выходят с дезинфекции, а пахнут лавандой, – выдал Тик-Ток очередное изречение.
В конце дня он ждал, пока я переоденусь.
– Шесть недель назад вы выпрашивали лошадей. Потом вы даже пришли на телевидение как неудачник и заставили понять, что вы не неудачник. Воскресные газеты пишут в спортивных колонках о вас, вашу версию символа веры с удовольствием полощут в «Таймсе». Теперь у вас роль в шоу из-дублеров-в-звезды и тому подобный джаз. И все вполне прилично. Три победы в один день. Вот это то, что я называю нервом.
– Что взлетает вверх, должно упасть вниз. Вы потом подберете осколки, – усмехнулся я.
Завязав галстук и пригладив волосы, я посмотрел в зеркало на глупую улыбку, которую не мог стереть с лица. Такие дни, как сегодня, бывают совсем не часто, подумал я.
– Пойдемте лучше навестим Пипа, – предложил я.
– Идет, – согласился Тик-Ток.
Нам удалось побыть у Пипа всего несколько минут. Он лежал, накрытый одеялом до подбородка; в одноместной палате, нога подвешена в специальной люльке. Проворная сестра сообщила, что через минуту его увезут в операционную и что пациента не надо беспокоить: он уже принял нужные для операции лекарства..
– Привет. – Вот почти все, что мы сказали ему. Пип выглядел ужасно бледным, и глаза у него были затуманены. Но слабым голосом он спросил:
– Кто выиграл большие скачки?
– Темплейт, – ответил я почти извиняющимся тоном.
– Вы?
Я кивнул. Он слабо улыбнулся:
– Теперь у вас будет много лошадей для работы.
– Я сохраню их тепленькими для вас. Вы не пробудете тут долго.
– Три проклятых месяца. – Он закрыл глаза. – Три проклятых месяца.
Сестра вернулась с каталкой и двумя санитарами. Мы подождали в холле и видели, как они везли Пипа к открытому лифту.
– С таким переломом он пробудет тут не меньше четырех месяцев, – заметил Тик-Ток. – Как раз в марте к Челтнему выйдет. Самое время, чтобы отобрать у вас всех лошадей и лишить шанса участвовать в Больших национальных скачках и Золотом кубке.
– Ну и что ж, – не согласился я. – Всего лишь восстановится справедливость. А что-нибудь может случиться и раньше.
Наверно, Эксминстеру нелегко было убедить некоторых владельцев, что я способен занять место Пипа, и вначале я работал не со всеми лошадьми его конюшни. Но проходила неделя за неделей, и я невероятно шел в гору. Эксминстер все меньше и меньше привлекал других жокеев. В день я участвовал в трех или четырех скачках и возвращался в деревенскую берлогу удовлетворенный и выжатый как лимон, но наутро просыпался полный энергии и желания снова оказаться на ипподроме. Постепенно я даже привык побеждать, для меня перестало быть чудом восхищение владельцев или мой портрет в спортивных газетах.
Я начал зарабатывать довольно много денег, но тратил мало. Где-то в глубине сознания всегда оставалась мысль, что такое процветание временно. Пип поправлялся. Тем не менее, Тик-Ток и я решили купить машину на двоих, подержанный кремовый «мини-купер», нам порекомендовал его как выгодную покупку друг Тик-Тока, владевший гаражом.
– Еще пару леопардовых шкур на сиденья и пару блондинок, – заявил Тик-Ток, вытирая пыль с маленькой машины, припаркованной возле моей берлоги, – и мы будем похожи на элегантных представителей человеческого рода с рекламы в «Тэтлере».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69