— Я сказал Дуну, что, вероятнее всего, это был какой-нибудь мальчишка, вообразивший себя Робином Гудом.— Нет... боюсь, что...— Выбросьте это из головы. Какой-то мальчишка.— Послушайте, Джон...Он знал. Он был умен. Он наверняка пришел к тем же выводам, что и я, и тем же путем. Кроме того, кто лучше него знал его собственного сына?— И о книге... — неуверенно начал он. — Не знаю, стоит ли ее продолжать.— Я буду писать ее, — твердо ответил я. — Книга явится признанием вашего жизненного пути. Сейчас это для вас особенно важно, не менее важно это и для Гарета, Мэкки и вашего еще не родившегося внука. И я сделаю это для вас.— Вы знаете, кто стрелял в вас.— Какой-то мальчишка.Весь остальной путь мы ехали молча.Фиона, Гарри, Мэкки и Гарет сидели в гостиной. Я настолько привык к тому, что Перкин всегда был вместе с ними, что его отсутствие вызвало во мне нечто вроде шока. Мэкки была бледна, но, сознавая себя хозяйкой, приветствовала меня сестринским поцелуем.— Привет, — сдержанно поздоровался Гарет.— И тебе привет.— Сегодня я отпросился с занятий в школе.— Отлично.— Как вы себя чувствуете? — спросил Гарри.Подошедшая Фиона осторожно положила мне на плечи руки, обдав тонким ароматом духов.Гарри сообщил, что его тетка Эрика желает мне всего наилучшего. Произнося эту фразу, он иронично улыбался.Я поинтересовался состоянием его ноги.Обычная светская беседа.Мэкки принесла всем чаю. Традиционный для англичан способ избежать нежелательной темы. Я вспомнил, как Гарри плескал коньяк в кофе, после того как мы свалились на джипе в канаву. Сейчас я бы не отказался от такого напитка. " Вчера был ровно месяц, как я приехал сюда.Месяц в Шеллертоне...— Удалось ли выяснить, кто в вас стрелял? — спросил Гарри.В его вопросе, в отличие от вопросов Тремьена, не было никакого подтекста. Я дал ему привычный ответ.— Дун считает, что это сделал какой-то мальчишка. Робин Гуд, ковбои, индейцы... Нечто вроде этого. Узнать это невозможно.— Ужасно, — Мэкки вздрогнула от воспоминания.Я взглянул на нее с благодарностью, а Тремьен, похлопав меня по плечу, заявил, что я останусь у них, чтобы продолжить работу над книгой.Все были довольны. Я как бы стал членом их семьи. Но про себя-то я знал, что где-нибудь весной, досмотрев до конца эту пьесу, вернусь в привычную мне тень, к одиночеству и моему роману. Мне требовалась встряска, и я ее получил, причем такую, что не забуду до конца жизни.Допив чай, я вышел из гостиной, пересек огромный центральный холл и направился в дальний конец дома, где была мастерская Перкина.В ноздри ударил терпкий аромат древесины. Инструмент был, как всегда, аккуратно разложен. На холодной плите стояла баночка с клеем. В комнате, где оборвалась жизнь человека, все было вымыто и вычищено, на полированном полу — ни пятнышка.Я не испытывал к нему никакой ненависти, Я даже сожалел о том, что погиб такой талант. Я размышлял о причинах и следствиях. Что сделано, то сделано, говаривал Тремьен, но тем не менее трудно было избавиться от ощущения какой-то потери.Экземпляр «Дикой местности» лежал на верстаке. Машинально я взял его и начал листать.Капканы. Луки и стрелы. Все это мне уже до боли знакомо.Перевернув несколько страниц, я неожиданно наткнулся на схему точек, которые необходимо прижать при сильном артериальном кровотечении. Я тупо уставился на аккуратно выполненный рисунок: точки на предплечьях, запястьях... и ногах.Боже милостивый, оказывается, и это он узнал от меня.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106