Поразмыслив, я решил, что это было глупое ребячество. И как я теперь буду объясняться и извиняться перед ними? Помрачение рассудка на меня накатило, не иначе. Правда, в кармане у меня лежала пачка тайных списков, незаконной информации. Это были опасные улики, но против кого, спрашивается? И кому теперь отдать эту папку? Тому, от кого получает указания Джон Руперт? Но где его искать? И кто он такой?
Я вспомнил загадочные указания, полученные от таинственного шефа.
Выигрывайте исподтишка.
К тому, что узнаете, относитесь осторожно.
Я не выполнил ни того, ни другого.
Если проход через лабиринт существует, если вообще существует сам лабиринт, как проще разрешить загадку — выйдя наружу или углубившись внутрь?
Папку с Вериными бумагами можно объяснить как очередную попытку подшутить над Оливером Квигли. Я рассчитывал обратить все дело в шутку, и это было вполне возможно. Так зачем же я сбежал от Робина?
Наконец я решил, что все дело было в том видении, которое явилось мне в бреду: Робин с Крисом стоят рука об руку и манят меня, собираясь пристрелить. С тех пор я бессознательно считал их союзниками, хотя до сих пор не верил, что Крис действительно способен на жестокость. Нередко бывает, что люди одновременно верят в несовместимые вещи — как те, кто терпеть не может богатеев и тем не менее еженедельно покупает лотерейные билеты, надеясь разбогатеть.
Относиться осторожно… Что, собственно, он имел в виду?
И к чему именно? К острову Трокс? К грибам, к коровам, к международному терроризму?
К Одину…
Но тут я уснул.
Проснувшись часов в шесть утра, я обнаружил, что мой спящий мозг успел разложить информацию по полочкам и выделить дополнительный фактор. Я зевнул. Дополнительный фактор небось спит без задних ног…
За те четыре-пять часов, что я проспал, забившись в уголок, никто меня не потревожил. Я посмотрелся в зеркальный рекламный щит, висящий на стене рядом со мной, и убедился, что моя сыпь почти сошла, превратившись в мелкие розовато-коричневые бугорки, но зато глаза у меня опухли будь здоров, а небритый подбородок щетинился, точно прошлогодняя стерня. Я решил, что в таком забулдыге причесанного и ухоженного Перри Стюарта все равно никто не опознает, а потому оставил все как есть и принялся рыться в карманах шерлокхолмсовского плаща.
Помимо папки с немецкими бумагами Лорикрофта и их копиями, в карманах обнаружились Верины оригиналы, фотоаппарат и бумажник. В фотоаппарате, кроме грязи с острова Трокс, ничего ценного не было, зато бумажник изверг из себя паспорт, кредитную карточку, чек, телефонную карточку, международные водительские права и горсточку мелочи, которую я позаимствовал у Джет.
Неподалеку стоял фотокиоск, сулящий «моментальное фото на паспорт». Киоск работал с восьми, и, как только он открылся, я постучал в дверь, намереваясь проверить профессиональные способности вялого парнишки лет восемнадцати. К моему немалому изумлению, стоило мне спросить, не знает ли он места, где возьмутся сделать сложную работу в такой ранний час, парнишка мгновенно оживился. Он осмотрел фотоаппарат, потом повнимательней пригляделся ко мне.
— Ой! Вы, случайно, не Перри Стюарт? А что это у вас с лицом, а? Болеете, что ли?
— Мне уже лучше, — коротко ответил я.
— Хотите, я вам одолжу бритву? — предложил он, рассеянно ковыряясь в фотоаппарате карандашиком. — Вам нужны те снимки, которые могли сохраниться под этой грязюкой?
— А вы знаете кого-то, кто может это сделать?
— Извините! — Паренек, похоже, всерьез обиделся. — Я четыре года учился таким вещам на вечерних курсах! Возвращайтесь через час. Для меня большая честь помочь вам, мистер Стюарт. Я сделаю все, что смогу.
Я приуныл. Тут особо рассчитывать не на что.
Сонный голос, заспанная физиономия… Я пожалел, что не обратился в другое место.
Однако в том, чтобы быть знаменитостью, есть свои плюсы. Вернувшись через час, я обнаружил в киоске подносик, застеленный салфеткой, а на подносике — дымящийся кофейник, корзиночку с горячими рулетами и прочие радости. Даже свежевычищенную электробритву в бумажной салфеточке с оборками. Я поблагодарил обитателя киоска за заботу. За это мне пришлось выслушать многочисленные подробности о процессе воскрешения негативов, погребенных в коровьем навозе.
Я позавтракал, побрился, выразил искреннее восхищение его искусством. Парнишка при мне напечатал несколько экземпляров цветных фотографий, и мне пришлось подписать с десяток автографов — любую другую плату он принять отказался. Парнишку звали Джейсон Уэллс. Я пожал ему руку и попросил у него карточку с адресом — на всякий случай.
— Это не мой киоск, а дядин, — сказал парнишка. — Когда-нибудь свой заведу. Можно вас сфотографировать? Я вашу фотку на стенку повешу.
Он несколько раз щелкнул меня — и, похоже, счел себя вполне вознагражденным за тридцать шесть чистых негативов и превосходные увеличенные снимки, которые я тоже взял с собой.
ГЛАВА 12
Преклонение и почтение, сиявшие на сонной физиономии Джейсона Уэллса, вкупе с его деловитым профессионализмом неким странным образом пробудили во мне чувство самоуважения, которое задремало на время нудной изматывающей болезни и позволило моим мозгам, привычным работать на скорости десять тысяч оборотов в минуту, расслабиться и размякнуть.
Это Джейсон Уэллс может позволить себе выглядеть так, точно он спит на ходу, но моему обычному экранному имиджу такое несвойственно. А между тем я решил, что сейчас самое время пустить в ход мой экранный имидж.
Бабушкин плащ с пелериной был не просто почтенным — он был роскошен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81