Репортеры старательно записали этот набор стандартных фраз и разочарованно переглянулись. Один из них, явно выбранный заранее, начал вкрадчиво, тоном, полным сочувствия, задавать вопросы:
— Скажите, пожалуйста, какая из дверей ведет в комнату, где убили вашу жену?
Дональд невольно бросил взгляд в сторону гостиной. Все повернули головы и уставились на белую панель, что-то записывая.
— Скажите, что именно было украдено?
— Серебро… картины…
— Какие картины?
Дональд покачал головой и стал бледнеть.
— Не могли бы вы назвать их цену?
— Я не знаю, — наконец ответил он.
— Они были застрахованы?
— Да.
— Сколько спален в вашем доме?
— Что?
— Сколько здесь спален?
— Кажется… да, пять.
— Что вы можете рассказать нам о вашей жене? Характер, работа? И не могли бы вы дать ее фотографию?
Дональд умоляюще помотал головой, пробормотал:
— Простите! — повернулся и ринулся вверх по лестнице.
— Все! — решительно заявил Фрост.
— Не густо, — послышался ропот в толпе.
— А вы чего хотели? Крови? — спросил инспектор, приглашая их к выходу. — Поставьте себя на его место.
— Ладно, — протянул кто-то, и они ушли.
— Беседа у нас получилась короткой, — усмехнулся Фрост, — но они и из этой малости сумеют настрочить предлинные репортажи.
Во всяком случае, положительный эффект был налицо — большая часть машин разъехалась немедленно, да и остальные, подумал я, скоро последуют за ними.
— Зачем они спрашивали о спальнях?
— Чтобы оценить стоимость всего дома.
— Бог мой…
— Во всех газетах все будет подано по-разному. — В голосе Фрос-та прозвучала веселая нотка. — Они всегда так. — Он посмотрел в сторону лестницы, по которой поднялся Дональд, и вроде бы ненароком спросил у меня: — У вашего кузена финансовые затруднения?
Я знал его манеру ловить человека на слове.
— Не думаю, — неторопливо ответил я. — Вы бы лучше прямо спросили у него.
— Обязательно, сэр! — окинул он меня внимательным взглядом. — А что знаете вы лично?
— Только то, что у полиции есть какие-то подозрения, — ответил я спокойно.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
— У мистера Стюарта дела идут нормально? В наши дни многие предприниматели средней руки становятся банкротами…
— Наверное, вы правы, — согласился я.
— И из-за затруднений с наличными.
— Боюсь, что не смогу быть вам полезным. Вам придется проверить бухгалтерию.
— Мы так и сделаем, сэр.
— И если даже окажется, что фирма близка к банкротству, это еще не значит, что Дональд инсценировал ограбление.
— Такое уже бывало, — сухо сказал инспектор.
— Если бы ему были нужны наличные, он мог бы просто все продать, — заметил я.
— Возможно, он так и сделал.
У меня перехватило дыхание, и я ничего не ответил. — Что же касается вина… то, как вы сами заметили, чтобы вынести его из дома, потребовалось бы много времени.
— Это фирма с ограниченной ответственностью, и ее банкротство не затронуло бы ни его дома, ни личного капитала.
— А вы кое-что смыслите. Разве не так?
— Жизнь учит, — уклонился я от ответа.
— Я думал, что художники далеки от мирских дел.
— Некоторые и в самом деле далеки.
Он поглядывал на меня узенькими щелками глаз, словно прикидывал, какое участие я мог принимать в инсценировании кражи.
— Мой кузен, Дональд Стюарт, благородный человек, — тихо произнес я.
— Этот эпитет вышел из употребления.
— И все же осталось немало таких людей.
Он недоверчиво поглядел на меня. Всю свою трудовую жизнь он изо дня в день сталкивался с воровством и обманом. Благородством в мире преступников не пахло.
Дональд нерешительно спустился по лестнице, и Фрост незамедлительно забрал его в кухню, чтобы еще раз потолковать один на один. Я подумал, что если вопросы Фроста окажутся такими же въедливыми, как и обращенные ко мне, то бедняге Дону придется туго. Пока они разговаривали, я от нечего делать бродил по дому, заглядывая в ящики шкафов и открывая буфеты, стараясь себе представить жизнь моего кузена.
Кто-то из них, он или Регина, припас множество пустых коробок — разных форм и размеров. Они были рассованы по углам полок и ящиков — коричневые картонные, яркие подарочные, коробки из-под конфет и шоколада. Наверное, хозяева дома думали найти им какое-то применение или просто рука не поднималась выбросить красивые коробки. Грабители часть из них открыли и швырнули на пол. «Чтобы проверить их все, — подумал я, — потребовалось бы много времени».
Они почему-то пренебрегли большим солярием, где хранилось кое-что из антиквариата, но не было картин, Я сидел там в бамбуковом кресле и смотрел на сад. Ветер срывал пожелтевшие листья с деревьев, а несколько запоздалых роз изо всех сил держались на колючих стеблях. Было холодно и неуютно.
Я ненавижу осень — пору меланхолии, пору умирания. Каждый год мое настроение падает при виде мокрых листьев и улучшается с наступлением морозов. Статистика в психиатрии утверждает, что наибольшее число самоубийств приходится на весну, пору возрождения природы, когда все растет и тянется к солнцу. Я никак не могу понять такой зависимости. И если бы я решил броситься с утеса в море, то такое могло бы случиться только осенью.
Я пошел наверх, забрал свой чемодан и перенес его вниз. За годы путешествий я несколько усовершенствовал традиционный багаж художника. Большой твердый чемодан по существу превратился в портативную мастерскую, куда помещались кроме набора красок и кистей легкий складной металлический Мольберт, запас льняного масла и скипидара в небьющейся посуде и штатив, на котором можно было укрепить четыре непросохших холста так, чтобы они не касались друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63