Мне всегда казалось бессмысленным подозревать тренера в том, что он дал своему скакуну допинг, чтобы тот проиграл. Ведь вся жизнь тренера посвящена одной цели — победить на скачках, зачем же ему идти на такой риск, чтобы свести на нет собственную работу.
Другое дело, когда лошади дают допинг, чтобы она победила, потому что для такого вида мошенничества необходимы специальные знания. Допинг надо дать в исключительно точное время, а это может сделать только тренер.
Мне дважды пришлось работать с лошадьми, которым, уверен, давали допинг, чтобы они пришли первыми.
Первый случай оставил у меня ужасное впечатление. Еще в паддоке лошадь брыкалась, вставала на дыбы, глаза у нее почти выкатились из орбит, изо рта шла пена. Она, как слепая, неслась прямо на первый барьер, будто его там не было. На этом наше партнерство закончилось. Но несчастное животное вскочило на ноги и умчалось куда-то, не разбирая дороги. Позже ее нашли в десяти милях от ипподрома, к счастью для тренера, потому что у нее не смогли вовремя взять слюну на анализ. Этот случай хороший пример того, как трудно манипулировать с допингом, когда имеешь дело с лошадью. Видимо, тренер не нашел никого, кто мог бы посоветовать ему правильную дозу, а это не такой вопрос, какой задашь первому встречному. Должно быть, моя кобыла в тот день получила сокрушительную порцию.
Вторая лошадь не была так явно стимулирована к победе, хотя я заметил признаки взбадривающего допинга. Она всего дней десять как поменяла конюшню, и новый тренер не знал, что я уже несколько раз работал с ней в прошлом и имел возможность убедиться, что она ненавидит скачки. Некоторые считают, что такие животные прекрасный объект для допинга, потому что он заставляет их бежать много быстрее, чем в нормальном состоянии. Но допинг ничего не добавит лошади, которая физически не способна к высокой скорости.
Но в тот день лошадь показала чудеса скорости и легко выиграла. Потом мне пришлось с ней работать еще раз, и она ничем меня не удивила: не получив допинга, она лениво тащилась всю дистанцию, начинала в фаворитах, а пришла почти последней.
Когда я начинал работать для Кена Канделла, у него было очень много скакунов и всего несколько лошадей для гладких скачек, у Фрэнка же, напротив, в основном были только бегуны. Но три года спустя они поменялись ролями, и я почти незаметно поменял конюшню. Мы все еще жили в доме Кена, я работал с его лошадьми и выполнял другие его поручения, но все же большинство заездов проводил на лошадях Фрэнка.
В течение трех сезонов удача почти не изменяла мне, и я очень счастливо участвовал в соревнованиях с лошадьми лорда Байстера, Кена и Фрэнка, твердо убежденный, что жизнь повернулась ко мне светлой стороной. Думаю, что меня вполне устроило бы все свои годы оставаться жокеем со скромными успехами, без резких взлетов и падений, которые пришлось пережить с тех пор.
Много лет меня нанимали для участия в соревнованиях за Золотой кубок в Челтенхеме, но из-за капризов погоды или частых невольных визитов в челтенхемскую больницу мне еще так и не довелось поработать на этих самых престижных скачках. И в марте 1953 года мне предстояло смотреть заезды с трибуны, потому что лорд Байстер выставил Маринерс Лога, которого тренировали в Ирландии, оттуда же приехал и жокей для работы с ним.
Но накануне дня Кубка тренер Питер Кезелт, для которого я раньше не работал, попросил взять скакуна, Стейткрефта, потому что его жокей получил травму. Я с удовольствием согласился и на следующий день надел бледно-голубую с белым форму, цвета миссис Джон Уайт, владелицы лошади.
Обычно жокей, когда входит на парадный круг, прямо направляется к тренеру и владельцу, чтобы поздороваться и получить последние инструкции. Я поискал глазами мистера Кезелта и миссис Уайт и увидел, что они беседуют с Их величествами королевой и королевой-матерью, которые в тот день приехали на скачки и наблюдали, как выводят лошадей. Лорд Байстер, заметив мое смущение, подозвал меня к себе, он с ирландским жокеем стоял недалеко от королевской компании. И в этот момент мистер Кезелт положил руку мне на плечо.
— Пойдемте, — сказал он, — я представлю вас королеве.
Я последовал за ним, поклонился, пожал руку королеве и королеве-матери и с большой неловкостью обнаружил, что невозможно снять шляпу, если она в виде шлема и завязана тесемками у тебя под подбородком.
До сих пор помню, что стояла холодная сырая погода и на королеве было меховое пальто и желтый шарф. Мы поговорили о Стейткрефте, а когда к нам присоединился лорд Байстер, то и о Маринерс Логе. Затем мистер Кезелт помог мне вспрыгнуть в седло, и мы со Стейткрефтом отправились на старт. Но мой скакун на половине заезда растянул коленное сухожилие, и когда я вел его назад, то размышлял о совпадениях, которые привели к встрече с королевой и королевой-матерью. У меня и мысли не мелькнуло, что это отнюдь не последняя встреча.
Шесть недель спустя мистер Кезелт предложил мне в следующем сезоне регулярно работать для него. Этот момент я никогда не забуду. Мы стояли на веранде, опоясывающей весовую в Сендаун-Парке, и меня сильно взволновало его предложение. Работать для мистера Кезелта означало работать с лошадьми, принадлежавшими королевской семье, то есть я поднимался сразу на несколько ступенек по лестнице своей личной карьеры. Даже сэр Эдмунд Хилари, поднявшись на Эверест, наверно, не чувствовал себя на такой высоте, как я в тот момент.
Но мне пришлось сказать, что я должен посоветоваться с Фрэнком, согласится ли он, чтобы я работал для него только часть времени, и к тому же я только что возобновил контракт с лордом Байстером, который нельзя разорвать, даже если бы я хотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60