Он поднялся и покинул нас, даже не сделав попытки проявить простую вежливость.
– Вот ведь моральный урод, – сказал Монкрифф, – и знай себе бурчит повсюду всем, кто желает слушать, о том, как извращают его мастерство. Несколько призрачных любовников не заставят его заткнуться.
– Кому он все это бурчит? – спросил я.
– А это имеет значение?
– Имеет. Его контракт запрещает ему критиковать фильм на публике до истечения шести месяцев после премьеры. Если он говорил с актерами и техниками, это одно дело. А если жаловался посторонним, скажем, здесь в баре, я должен заткнуть ему глотку.
– Но сможешь ли? – с сомнением спросил Монкрифф.
– В его контракте есть пункты, касающиеся наказания за это. Я видел контракт и потому знаю, за что могу спрашивать с него, а за что нет.
Монкрифф тихо присвистнул сквозь зубы.
– А Говард подписал контракт?
– В числе прочих. Большей частью он так же стандартен, как и все. Агент Говарда согласился на это, и Говард подписал его. – Я вздохнул. – Завтра я тактично напомню ему об этом.
Предмет нашего разговора надоел Монкриффу.
– Касательно завтрашнего дня, – сказал он. – Значит, в шесть тридцать утра приходить на конный двор?
– Точно. Лошадей будут выводить на тренировку. Я сказал этим вечером всем, что мы будем снимать, как они садятся верхом и проезжают в ворота на тренировочную площадку. Они будут одеты, как обычно: джинсы, ветровки, защитные шлемы. Я напомнил им, чтобы они не смотрели в камеры. Мы схватим всю сцену посадки в седла. Нэш выйдет из дома, и мы снимем, как он ставит ногу в стремя. Мы отрепетируем это пару раз, не более. Я не хочу заставлять лошадей повторять одно и то же. Когда Нэш сядет в седло и все будет нормально, помощник тренера поведет группу в ворота. Нэш подождет, пока они все выедут, и последует за ними. Выезжая, он посмотрит назад и вверх, на то окно, у которого предположительно стоит его жена. Поставишь там оператора с камерой, чтобы снять сцену с точки зрения жены? Эд будет там, он присмотрит.
Монкрифф кивнул. Я продолжал:
– Сцену мы завершим, как только Нэш выедет за ворота. Я надеюсь, что нам не придется переснимать много раз, но, когда все получится как следует, группа может ехать и заниматься своими обычными упражнениями, а Нэш вернется и спешится. Мы собираемся повторить все это в субботу. Нам нужен будет другой вид из окна жены, другой жакет и прочее на Нэше и грумах. Нам понадобится снять крупным планом копыта, ступающие по гравию, и все в таком духе. Монкрифф кивнул.
– А в воскресенье?
– Народ из Жокейского клуба в этот день даст нам отдохнуть от гонки, потому что в воскресенье лошадей почти не тренируют. Мы с тобой в субботу поездим по дорогам с картой и посмотрим, где разместить камеры. Я уже знаю, где лучше поставить их.
– Ты и должен знать, если рос здесь.
– Хм… После полудня в воскресенье лошади отправляются на Хантингдонский ипподром. Я молю, чтобы нам досталось три ясных утра.
– А если будет дождь?
– Если просто поморосит, мы будем продолжать съемки. Лошадей выводят в любую погоду, знаете ли.
– Ты не говорил.
– Завтра вечером, – сказал я, – мы снова будем снимать в помещении, в следственном кабинете, как сегодня. План, который все получили, остается прежним. Больше диалогов между Сиббером, Нэшем и прочими. Кроме широкого общего плана, надо будет дать побольше коротких взглядов крупным планом на то, как они говорят. Обычный прием. Мы завершим съемки Нэша первыми. Если остальные будут не слишком сбиваться с текста, возможно, прогоним большинство сценок завтра. Иначе нам придется и это перенести на вечер субботы.
– О'кей.
Я поднялся в свою комнату, чтобы позвонить, как было условлено, О'Харе в Лондон.
– Как сцена в Жокейском клубе? – немедленно спросил он.
– Нэш всех потряс.
– Это хорошо.
– Я думаю… ну, просматривать это мы будем завтра… но полагаю, это была такая игра, что у всех рты раскроются.
– Славный парень.
– Да, он такой.
– Нет, я имел в виду… Ну, неважно. Как все остальное?
– Все в порядке, но… – я сделал паузу, – нам нужна более точная концовка.
– Согласен, предлагаемая развязка слишком расплывчата. У Говарда есть идеи?
– Ему нравится расплывчатая концовка.
– Нажми на него, – посоветовал О'Хара.
– Да. Хм, а ты знаешь, что он взял за основу своей книги некролог о человеке, которого он назвал Сиббером? Его настоящая фамилия Висборо. – Я произнес это по буквам, как сделал это Говард. – Ты не можешь раздобыть мне копию этого некролога? Он был опубликован в «Дейли Кейбл», как утверждает Говард. Некролог должны были поместить не менее трех лет назад. Говард не знает, кто написал его. Он не интересуется подобными вещами. Он просто сказал, что некролог и особенно его незавершенность подвигла его воображение на написание книги.
– Что-то ты мало просишь!
– У «Дейли Кейбл» должна быть библиотека подшивок. Ты, несомненно, сможешь найти этот некролог. Перешли, пожалуйста, мне копию по факсу в «Бедфорд Лодж». Если я буду точно знать, что заставило работать воображение Говарда, возможно, я смогу помочь ему найти потрясающую развязку.
– Ты получишь этот некролог завтра, – пообещал О'Хара.
– Благодарю.
– Как твой друг? – спросил он.
– Какой друг?
– Тот, который умирает.
– О-о… – Я помолчал. – Он умер прошлой ночью.
– Плохо.
– Он был стар. Старше восьмидесяти. Кузнец, ставший на склоне лет журналистом мира скачек, «гвардеец» старой закалки, большая, необычная жизнь. Жаль, что мы не можем сделать фильм о нем.
– Фильмы о хороших людях не имеют особого успеха.
– В том-то и беда.
– Как его звали?
– Валентин Кларк, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97