Мы зажгли лампы и принесли их в зал.
Молния, как раз находившийся там, очнулся от своего забытья и ударил кулаком по столу.
– Нет, нет! – воскликнул он. – Он не должен здесь стоять!
Мы с Гончим молча переглянулись. Молния сбросил куртку и принялся толкать массивный стол, но, несмотря на все его усилия, тот не сдвинулся ни на сантиметр.
– Я убью Волнореза!
– Обязательно, если ты сможешь поймать его, – буркнул я.
Всю дорогу из Замка я ждал, что дуэль состоится здесь, в Перегрине, и вот теперь птичка улетела. Молния завладел особняком, но не испытал радости мести, и я был уверен, что он не оставит погони. Пиетет, который Молния питал по отношению к своим предками, злил и раздражал меня, ибо это было пустой тратой времени. Только я знал, что у нас есть всего лишь месяц на то, чтобы выдворить Насекомых обратно в Перевоплощение.
– Насекомые неумолимо продвигаются на юг, Сейкер. Нам не стоит гоняться за Туманом – у нас очень мало времени.
– Время… ха! Даже не упоминай при мне времени.
Гончий понял, что, пока Молния не разберется с этим столом, о чем-либо другом говорить с ним бессмысленно, поэтому принялся ему помогать.
– Вы оба сошли с ума!
– Янт, заткнись и присоединяйся.
Втроем мы поднажали и в конце концов сдвинули стол с ковра. Молния упал на колени и принялся скатывать вытертую вонючую ткань, а затем отбросил ее в сторону. Пол под ковром был грязен до невозможности. Молния сначала тер его пальцами, потом рукавом, но, потерпев неудачу, взялся отчищать каменную поверхность своей шикарной курткой. Гончий взял лампу и посветил вниз. Оказалось, что голубой ковер с каравеллой скрывал могильную плиту примерно трех метров в длину. На ней было выбито изображение мужчины, стоящего в полный рост. Он был круглолиц и широкоплеч, лет около пятидесяти. Возле его чуть отставленной в сторону ноги сидела красавица гончая. Мужчина был облачен в старинные доспехи – кирасу с горизонтальными накладками и шлем с птюмажем из конского волоса, в руке он держал круглый щит. Такое снаряжение имело повсеместное распространение две тысячи лет назад, еще до того как авианцы стали использовать чешуйчатые кольчуги, а моренцианцы изобрели подвижное соединение металлических пластин. По верхнему краю плиты шла надпись, сделанная на языке шестого столетия:

Здесь покоится Перегрин из династии Микуотеров, король Авии 529-587.
Основав это поместье, ты вывел Авию к морю. Благодарные потомки будут вечно помнить тебя. Те, кого ты любил и наставлял, никогда тебя не забудут.
Выполнено для Сейкера Молнии.

Мы почтительно ждали. Тишина давила все сильнее, а Молния продолжал стоять на коленях, легонько поглаживая пальцами вырезанные в камне древние буквы, в которых кое-где еще сохранились остатки позолоты.
Гончий потянул меня за рукав и, кивнув в сторону хозяина, прошептал:
– Что нам делать?
– Думаю, стоит оставить его в одиночестве.
– Мы можем помочь?
– Нет, вряд ли. Идем.
Мне все это напоминало кризис среднего возраста. Я забрал одну из ламп и оставил Молнию протирать колени у надгробия давно почившего брата.
На кухне Гончий разлил вино в грубые глиняные кружки и разложил хлеб на треснутой тарелке, после чего мы молча принялись за еду. Я попытался разговорить его. "адо признать, что если бы он знал всю правду, то вряд ли посчитал меня достойным своего внимания. Однако врожденное почтение все же возобладало над неприятным осадком, оставшимся после недавних потрясений.
– Я так рад, что я – не эсзай, – было все, что он сказал.
– Теперь нужно искать Тумана в гавани, – не в тему проговорил я. – Следы ведут именно туда.
– А мне очень хочется найти свою семью, перебравшуюся в Хасилит, – признался Гончий. – Моя жена и сын стали беженцами. Мне страшно думать о том, что Насекомые сделали с дворцом.
Я подумал: а получился бы из Гончего хороший эсзай? Его открытое, честное лицо лучше всего прочего свидетельствовало о спокойном и уравновешенном нраве. Насколько другим мог бы быть Лучник, победи он тогда Молнию. Я стал расспрашивать Гончего о его семье, и он явно начал отвечать с большей охотой. По ходу разговора я разделил между нами яблоки и плитку марципана, которую нашел на одной из полок. Пища, с удовольствием принятая организмом, пробудила к жизни дурь, все еще бурлившую в крови, и меня снова зацепило. Когда Гончий начал на меня коситься, я понял, что слегка хватил через край, и решил ненадолго заткнуться.
Поэтому тот ужас, который внезапно захлестнул меня с головой, я поначалу приписал воздействию наркотика. Я как раз поднимал кружку, когда меня словно ударило молнией, и я чуть не свалился со стула. Острое чувство невосполнимой потери. Миллионы окон распахнулись настежь, и ледяная буря накрыла меня. Я схватился за край стола и дико заорал.
– В чем дело? – Глаза Гончего расширились.
Я не знаю. Правда. От дури такого никогда не бывало. Дорога в Перевоплощение тоже была иной. На мгновение мне показалось, будто я порвался и все, что находилось внутри, вытекло наружу. Весь мир затопила безысходность и удушающая пустота. Так случается, когда долго смотришь на звезды, а потом небо словно начинает вращаться, и тебя затягивает в эту бешеную круговерть, раздирая на миллионы крохотных кусочков.
И вдруг окна захлопнулись.
Все кончилось.
Я сидел, глупо моргая, и, к собственному удивлению, чувствовал себя абсолютно нормально. В очаге потрескивал огонь, во рту был привкус марципана.
– В чем дело? Комета? – В голосе Гончего звучал неприкрытый страх.
Оглядевшись, я увидел, что выронил кружку и вино разлилось по столу. Я находился посреди ледяной бесконечности не более секунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128