гниющая еда, испражнения, пот бесчисленного множества человеческих созданий, испытывающих невыносимый ужас и отчаяние согнанного скота. Когда чувства на пределе, воспоминания могут причинить боль не меньшую, чем удар. Льешо схватился за перекладину, закрыв лицо рукой, впитывая пронизанную кровью жуть, открывшую в душе старую рану.
– Здесь умер принц Фибии Льешо, – сказал он.
Рынок рабов уничтожил принца, пусть не разрушил его плоть, но раздел душу наголо и воссоздал нового человека. Столько обезумевших детей катилось вниз по этому мусоросбросу. Никто ни разу пальцем не пошевелил, глядя, как невинных продают, словно животных, чтобы ими пользовались, растили или убивали по прихоти любого, имеющего деньги купить их.
Вопль скорби пытался прорваться через горло Льешо.
– Мои люди! – простонал он, – о богиня, что ты сделала с моими людьми?
Ужасом опустошения загоны напомнили Льешо, что он один в этом мире. Он знал это еще со смерти Льека, иногда чувствуя жгучую необходимость обрести союзников или друзей. Тут на плечо опустилась рука. Рука генерала Шу, конечно же. Юноша вздрогнул. Какое утешение может предложить ему Шу?
– Империя с гниющими загонами для рабов в самом ее центре и себе-то помочь не может, – уныло сказал Льешо. – Что может она сделать для Фибии?
– Старый император умер. – Генерал Шу убрал руку с его плеча и скрестил запястья над перекладиной рядом с Льешо. – Теперь правит его сын. В Шане все будет по-другому, однако для перемен нужно время.
Перемены. Льешо смотрел на загон. Работорговцы называли его дортуаром, хоть в нем не было даже кроватей: лечь можно лишь на покрытый толстым слоем грязи пол. Он и не предназначался, чтобы служить крышей для несчастных рабов, вдруг понял Льешо, он должен скрывать их безнадежность и истощение от возможных покупателей. Женщины и мужчины помещались вместе. В детстве юноша думал, что это было сделано из добрых побуждений, чтобы семейные пары могли насладиться последней ночью вместе. Потом, наслушавшись душераздирающих криков, он понял, почему торговцы устраивали всех под одну крышу. Если женщина наутро оказывалась беременной, то можно выгодно сторговаться: одна по цене двоих. Нет. От Шана не стоит ожидать помощи.
– Чтобы изменить мир, нужен не один день, Льешо. Надо найти причину, чтобы пробудить у народа волю и стремление к переменам. Ты можешь сделать это?
Голос генерала Шу смягчил боль в его сердце, утихомирил щемящее негодование, от которого сжимались кулаки. Так много смысла в одном вопросе:
– Ты можешь предложить Шану повод уничтожить постыдную торговлю людьми? Можешь вернуться обратно в этот ад, чтобы спасти своего брата?
Льешо кивнул. Он мог бы попытаться что-нибудь сделать. Нужно только восстановить дыхание.
– Загон пуст.
– Следующий караван должен прибыть завтра. Торговцы где-то неподалеку, готовятся к новому поступлению.
Льешо пронзил его взглядом и отпрянул в сторону:
– Вы много знаете о торговле рабами.
– Я слежу за всем ради странного принца Фибии. Так легче, чем сражаться за него или похитить его.
– Вы это делали? – спросил Льешо, вспомнив битву с мастером Марко, где умер Якс. – Вы сражались за меня?
– Не чтобы завладеть тобой, – прояснил утверждение Шу, – а чтобы ты победил. Таковы законы стратегии, Льешо. Когда Марко атаковал лагерь правителя, почему вы не остались биться с ним?
Тон, который выбрал генерал Шу, был знаком юноше со времен общения с Льеком и даже из некоторых разговоров с Хабибой. Не было повода взрываться из-за намеков на трусость. Генерал всего лишь хотел чему-то его научить, поэтому на вопрос нужно отвечать прямо, не задумываясь о гордости.
– Правитель приказал нам спасаться бегством, – ответил он и понял, что Шу хочет услышать что-то другое. – Фаршо не входит в мои интересы. Я хочу отвоевать Фибию.
Генерал одобрительно кивнул:
– А чтобы отвоевать Фибию, нужно остаться живым и быть свободным.
Тут кивнул Льешо.
– Что, ты думаешь, произойдет, если император решит закрыть рынок рабов? – последовал второй вопрос.
– Это положит конец торговле рабами, – выпалил Льешо.
– А что будет с работорговцами?
– Помучаются немного и найдут иной продукт для продажи.
– Гарны имеют обыкновение оборачивать недовольство против того, кто явился тому причиной.
Гарны. Народ, кравший и продававший людей на рынках в Шане. Народ, опустошивший Фибию.
– Гарны контролируют горные перевалы, а значит, и всю торговлю между Шаном и западом. Вряд ли для них важно самим заниматься работорговлей.
– Для гарнов деньги, получаемые за рабов, никогда не были самым важным.
Льешо нахмурился, не в силах уловить смысл. Ах да. Враги гарнов боялись не столько смерти в бою, сколько унижения, сопровождающего рабство, и жизни, которую придется провести в мучении. Лучше умереть.
Гарны не согласятся мирно отказаться от работорговли, но это не освобождает Шан от ответственности.
– Уничтожьте рынки, не будет рабов, – настаивал Льешо. – Если Шан продает свою душу ради спокойствия, у гарнов нет необходимости сражаться: они уже победили.
Генерал Шу поймал его взгляд и тотчас опустил глаза.
– Ты заставил меня устыдится, – сказал он.
– Шан позорит вас, не я, – поправил его Льешо. – Я только констатирую факт.
– Знаю, но сегодня мы не можем решить эту проблему. У тебя есть план, как спасти принца, твоего брата?
– Мне нужны деньги, чтобы выкупить его.
– Не вопрос. У меня больше денег, чем я могу потратить за всю жизнь.
– Я проделал путь не для того, чтобы он сменил одного хозяина на другого, – покачал головой Льешо.
– Что же ты предлагаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131