Разве она вправе была обижаться на него только из-за того, что у него появилась своя любовница?
Но Лейла все оценивала иначе, и, хотя прямо не называла связь с Береникой предательством, было ясно: ее сердце чувствовало именно так. Ноэл не знал, что и думать. В отличие от Эдмунда Кордери, использовавшего свою связь с Кармиллой Бурдийон в политических целях, он отдался вампирше в ответ на желание, которому не ответили искренне.
Береника исключила себя из мира нормальных страстей и желаний, была больше похожа на автомат, чем на мыслящую особу.
Ноэл никогда не стал бы обсуждать с Квинтусом отношения с ней. Хотя Квинтус ни разу не намекнул, Ноэл чувствовал, что много потерял в его глазах, став любовником вампирши. Думал, что монах про себя презирает его или, по меньшей мере, сильно переживает из-за этой слабости. Ноэл не знал, почему ему так казалось.
Квинтус не побуждал его стать монахом, не утверждал, что это его призвание. Безбрачие Квинтуса было безупречным, он мог показать самый впечатляющий пример. Нельзя было отрицать его влияния на Ноэла. Кордери знал, подружившись с Лейлой, вместо того чтобы сделать ее любовницей, он был верен идеалам Квинтуса, но сейчас отошел от них.
Невозможность говорить о Беренике значила, что Ноэл не мог доверить Квинтусу свои мысли о вампирах вообще, которые возникали у него по мере растущего понимания своей любовницы. Хотелось убедиться, позволяет ли ее состояние понять сущность элеми.
Конечно, Ноэл знал, тысячелетняя жизнь неодинаково воздействует на всех долгожителей. Кантибх, чуть моложе Береники, так активно участвовал в жизни Адамавары, что редко впадал в транс. Аеда, почти такой же старый, как таинственный Экеи Ориша, был способен интересоваться ежедневным ходом событий, всегда был начеку. Но жившие в Илетигу старейшины, управляемые теми, кто был рядом с богами, не участвовали в подготовке посвящения и изучении нового. Если верить слухам, они проводили время в медитации, ритуалах, размышлениях о будущем мира.
Ноэл полагал важным, что Кантибх говорил с уважением о том времени, когда Экеи Ориша – его вероятный предшественник – объявил, что они больше не должны отправлять незаконченных посланцев в большой мир, поскольку те изменяли делу Адамавары. Было ли это, думал Ноэл, в последний раз, когда старейшины сказали что-то новое? Или это вообще последнее изменение? Отличались ли старейшины на площадке Адамавары таким же отвлеченным сонным состоянием, в которое впала Береника? Были ли они убеждены, что познали все необходимое, и поэтому вообще перестали думать, в полном смысле слова? Эти вопросы оставались без ответа, но облетали Ноэлу понимание того, что Адамавара, не будучи очагом всей мудрости, на которую претендовала, находилась в состоянии глубокого упадка.
И если империя вампиров построена на такой шаткой основе, что говорить о Галльской империи, Валахии, Индии, Китае? Были ли старейшины тех империй – Аттила и Шарлемань, легендарный Темучин – рабами своего пожилого возраста, потерявшими связь с пульсом повседневной жизни? Ноэл вспомнил, что Аттила жил отшельником в своей крепости и делегировал правление таким верным слугам, как Влад Цепеш, а Шарлеманя редко видели в собственном дворе. Начинало ли разложение – плесень, как серебряная болезнь, – распространяться везде, где правили вампиры?
Уже давно Эдмунд Кордери говорил сыну, что обычные люди всегда были новаторами, а вампиры оставались рабами традиций. Тогда Ноэл смутно понимал, как это можно связать с долгожительством вампиров. Теперь же он лучше знал недостатки жизни вампиров и то, как их отделить от неясных преимуществ. Пришедшая на ритуале в Илетигу уверенность постепенно росла, он начал верить – обычные люди могут превосходить вампиров и ум простых смертных в конце концов поможет сбросить тиранию бессмертных.
Старейшины Адамавары не нуждались в применении железа, пергамента, бумаги, машин, потому как были самодовольны, считали, что незнакомые вещи недостойны их. Ноэл знал: сила состоит не только в определенных устройствах, таких как пушка, мушкет, но и в общем процессе открытий, способных изменить мир больше, нежели могут представить себе старейшины Адамавары.
Он подозревал, что упрямая слепота элеми никогда не позволит им понять это.
Придя к этому выводу, Ноэл увидел, что наилучшим доказательством ошибок старейшин Адамавары являлся он сам. Он и его спутники уже были неудобным шипом в боку тех, кто пытался поглотить новые знания, а поглотив, обезвредить, лишить действительного значения.
Со временем, знал Ноэл, Кантибх и Аеда придут к решению, что в нем есть что-то нечистое и невыносимое и его следует устранить для собственного спокойствия. Он не только недостоин быть элеми, но недостоин даже жить в Адамаваре.
Каждый раз, приходя в безжизненный лес, он взбирался повыше и смотрел на океанскую гладь, думая о том, что, освободившись от серебряной болезни, может попытаться пересечь эту ширь. Возвращаясь в тень изогнутых деревьев, беспокойно осматривался, будто в ожидании живых мертвецов, готовых направить свои жезлы на его порочное сердце, приговорив к смерти.
Мысли все время возвращались к практическому вопросу, решение которого могло спасти их жизни; позволив пройти лес и долину за ним, не боясь опасности коварных мест.
Как, спрашивал себя Ноэл опять и опять, получить семя вампиров, чтобы поставить опыты и открыть эликсир жизни?
10
С окончанием сезона дождей пришла пора подумать об уходе, если они действительно хотят уйти из Адамавары. У них было время приготовиться – притоки Логоне препятствуют переходам до конца октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140