Он мог сидеть за столом с достоинством, возможным в его состоянии. Ел мало, с трудом. Движения были неловкими, все еще не удавалось пользоваться правой рукой.
После этого рухнул на кровать не в состоянии пошевелить здоровой рукой или ногами. Долго лежал без движения. И когда вошел элеми с бритым черепом в красно-белом ожерелье, показывающим, что он Они-Шанго, Ноэл уже не знал, спит или нет. Он начал свое второе путешествие, такое же долгое и трудное, как и то, что привело его в Адамавару, но на этот раз дорога петляла по неизведанным лабиринтам его души.
Возможно, Они-Шанго дал лекарство или дотронулся жезлом в перьях, более добрым, чем тот, которым Эгунгун едва не убил его, Ноэл вспомнить не мог, но когда элеми пришел, он уже переступил порог своего опыта.
Всю свою жизнь Ноэл Кордери видел сны, но большей частью, как большинство людей, забывал их. Но в пору болезни все перевернулось. Путешествуя с Шигиди, он переживал все свои сны, которые толкались и требовали внимания как никогда раньше. Бодрствующее «я» было забыто, а спящее освободилось, завладело сознанием.
Казалось, все, что снилось раньше, возвращается, все, что проделывал в безопасном укрытии сна – свободное от Божьего суда и людского, спрятанное в тиши его тела, – подвергается двойной ноше изучения и осознания.
Вначале путешествие с Шигиди приняло форму длинного допроса, познания глубин души, в котором применялись все методы инквизиции.
Его бодрствующее «я» никогда не входило в пыточные камеры, находившиеся под лондонским Тауэром, хотя иногда улавливало отдаленное эхо криков. Но спящее «я» часто бродило в детстве по темным коридорам, взбудораженное любопытством и чарами, наблюдало людей князя за работой. Он позволял вздернуть себя на дыбу и со страхом ждал раскаленного железа. Теперь он опять висел на дыбе, наблюдал игру ярко-красного металла, танцующего в темноте, а замогильные голоса требовали выдачи тайн.
Странно, боли он не чувствовал, но осознавал обязанность делать вид, что мучается, показать страх и отчаяние палачам, скрыть свою нечувствительность к их трюкам.
Почему он должен притворяться умирающим? Этого Ноэл не мог сказать. Не знал, зачем ему разыгрывать роль человека, измученного и запуганного, не имеющего больше возможности лгать или скрывать; знал только, что должен делать это и оправдать перед собой неизбежность признаний. Возможно, они совсем не угрожали ему, но он сам хотел предать себя, стремясь сознаться и облегчить свою душу. Ему угрожали смертью снова и снова – в этом он был уверен. Была ли это его собственная извращенность? Или это безжалостное божество Шигиди, в чьем создании он вынужден пребывать? Ноэл не знал.
Не все было допросом и инквизицией: существовала Вселенная для изучения, настолько многообразное озарение, что смущало прежнее «я», чья целостность была связана с бодрствованием. Его пробуждающееся «я» ничего не знало о шабаше вампиров и таинственной магии, при помощи которой творили себя вампиры, но его спящее «я» раскрыло эти тайные собрания и видело происходящее. Он видел Сатану за работой, чествуемого вампирами, наблюдающего их танцы, свое неестественное соитие с ними, рвущего их мясо, знающего, что все заживет. Теперь Ноэл мог делать такие визиты, когда хотел, и понимал увиденное.
Видел Ричарда-нормандца на шабаше: Львиное Сердце с медными глазами смеялся со своим льстивым другом Блонделем де Несле. Видел на шабаше Кармиллу Бурдийон, с красными от горячки глазами, с пальцами как когти, с которых капала кровь. Видел Гендва на шабаше, выставляющего напоказ свой целомудренно испорченный член, показывающего бледным леди, как, несмотря на это, он может мочиться кровью и испускать черное семя тягучей струёй.
Видел людей, еще не ставших вампирами, претендовавших на происхождение от князя ада, приносивших жуткие клятвы и распевающих гимны, когда Сатана вводил в них ледяной фаллос. Он напрягал слух, чтобы расслышать слова и запомнить их, но, когда повторял одну фразу, другие терялись; их язык был непонятен. Когда шабаш закончился, он все еще не знал, какая магия нужна, чтобы превратить в вампира; не узнал многих приносивших клятву и предлагавших свой зад.
На шабаше Ноэл видел Лангуасса, несущего отрубленную голову Кристель, ее губы пытались говорить; Нтикиму в маске Эгунгуна, с жезлом в перьях. Видел Эдмунда Кордери в маске, определяющей его как члена Невидимой коллегии Англии.
Ноэл хотел просить их не продавать свои души, а верить в провидение, передать им послание святого Квинтуса, но не посмел выдать себя. Не хотел быть пойманным за подсматриванием ритуалов и посаженным на заостренный кол.
На шабаше были и другие, достойные изучения, колдорские тайны.
Его живое «я» никогда не было в Тайберне, не видело набитых в телеги несчастных, подвозимых к треногим козлам. Никогда не видело повешенного, бьющегося в судорогах, испускающего дух человека. Но его спящее «я» было там с Шигиди и забывало, забывало, забывало… Но сейчас он не должен забыть, мог записать все картины в своей душе.
Его живое «я» никогда не присутствовало в африканской деревне на жертвоприношении, не видело, как для Олори-мерина зарезали ребенка, иссекали тело, сцеживали и пили кровь. Он никогда не видел священников Огуна, вынимающих сердце облагороженного раба, взвешивающих и съедающих его со снадобьями. Но его спящее «я» было там и узнало больше тайн, чем он когда-либо надеялся раскрыть.
Его живое «я» никогда не было в аду, ничего не знало об огненных ямах, замерзших пространствах, морях крови, железных иглах, но спящее «я» видело это так близко, что он не осмелился бы даже заподозрить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140