Больше всего страдали от укусов черные, вечером Гендва накладывал мазь на их спины и лица.
Таких деревьев, как здесь, Ноэл еще не видел. Знал только немногие, такие, как пышные пальмы, овала, дика, но и они были больше обыкновенных, часто с искривленными стволами, будто какой-то гигант мял их. Другие, с черной корой, увитые лианами, стояли в величественном одиночестве, отбрасывая тень на много ярдов. Их стволы походили на множество тыкв, нанизанных на длинные копья. Подлесок был скудный, а кусты даже на полянах казались чахлыми и больными.
Вечером Нгадзе и Нтикима пошли за фруктами. Принесенные плоды Гендва внимательно осмотрел, некоторые выбросил.
По холмам путешественники вышли к другой реке, Логоне, – полувысохшей, с влажной и липкой грязью посредине русла. За рекой лес оказался еще более странным. Подлесок почти исчез, ветви деревьев были высоки и не мешали движению, но, несмотря на это, место было неприятным. Здесь почти не было птиц, не встречались обезьяны. Насекомых было много, а цветов очень мало. Самым ярким, что освещали проникающие сквозь листву солнечные лучи, были древесные грибы оранжевые, желтые, иногда белые в ярко-красных или голубых прожилках. Они часто росли на стволах погибших деревьев. Чем дальше караван углублялся в лес, тем больше казалось Ноэлу, что вместо деревьев он видит только их гниющие, искривленные стволы.
Усталая группа переходила притоки, питающие Логоне в дождливый сезон, в которых сейчас почти не было воды. Ноэла удивило отсутствие постоянных обитателей африканских вод – крокодилов, пиявок, речных птиц и рыбы.
Затем, уже перейдя Логоне, много миль шли по мрачному лесу, не встречая ни одной деревни. Дважды разбивали лагерь у мутных речек, не слыша по ночам ни звука. Лангуасс страдал от приступов лихорадки, Лейла же постепенно избавилась от болезни.
– Об этом безжизненном лесе ты говорил? – спросил Ноэл Нтикиму в лагере на склоне горы. – Неприветливый край, не думаю, чтобы люди его охотно посещали. Более неподходящего места для садов Эдема трудно представить.
Нтикима подтвердил, что этот большой лес, окружающий Адамавару, плохое и безжизненное место. Однако кое-какая жизнь здесь существовала – насекомые, деревья, летучие мыши, находившие какие-то плоды на вершинах деревьев. Обитали здесь и шимпанзе, мальчик сообщил, что среди них есть бывшие черти, жившие сверх положенного срока и пившие кровь самок и детенышей, как элеми поступают с людьми. Ноэл не знал, верить ли.
Путешественники подошли к хребту – черной каменистой гряде в три четверти мили. В дождливый сезон здесь был водопад шириной в сорок – пятьдесят ярдов с пятью утесами посредине. За водопадом тянулся длинный каменистый выступ; сейчас, когда воды было мало, он представлял собой что-то вроде мостика. Люди перешли, но ослам было нелегко идти по узкой, с выбоинами тропе, поэтому их пришлось переводить через грязное русло внизу.
За выступом был еще один крутой подъем, более трудный для животных, чем подъем к плато Баучи. Их пришлось разгрузить, и все-таки один осел, поскользнувшись, сломал ногу, и его пришлось забить на мясо. Каждый человек нес свой груз, теперь он увеличился у всех, кроме Лангуасса, который сам еле передвигался. Гендва не разрешил оставлять пищу, говоря, что с ней дальше станет еще труднее. Ноэл беспокоился о запасах воды.
Тропа вилась среди камней. Деревьев стало меньше, а дорога – трудней из-за крутого гористого подъема. Нещадно палило солнце и чем выше поднимался караван, тем нестерпимее становилась жара. Сетки стали ненужными, насекомые исчезли.
Гноящаяся рана Селима, несмотря на старания Гендва, видимо, сильно болела, потому что турок, стоически переносивший все, постоянно вскрикивал и стонал. Ноэлу представлялось, что Селим ведет некий спор с мстительным божеством, жестоко наказавшим его. По спине страдальца, рядом с раной, от затылка к плечу стало распространяться странное пятно – будто что-то росло под кожей. Квинтус не видел раньше ничего подобного, но Они-Осангин смотрел на пятно с большой тревогой. Пятно казалось Ноэлу черным или темно-серым, и он не сразу связал его с серебряной смертью, о которой говорил Нтикима. Но мальчик сказал, что это она.
Мсури и Нгадзе возились со своими небольшими ранами, которые не заживали, с каждым часом перехода все больше беспокоя их. Поначалу это были обыкновенные ссадины, но скоро появились роковые признаки чего-то, распространявшегося в мышцах. На иссиня-черной коже пятно выглядело серым, и Ноэл понял, почему туземцы называют болезнь серебряной смертью. Гендва раздал лекарство всем троим, но улучшения не наступало, да элеми его и не ждал, расспрашивая, тем не менее, о развитии болезни.
Ночью разбили лагерь на наибольшей высоте за весь переход. Ноэл пошел за сухостоем для костра и нашел в небольшой пещере несколько трупов, лежащих вокруг давно потухшего костра. Иссушенные, сморщившиеся тела мумифицировались. Кожа, натянутая на костях, была не черной или коричневой, а имела пепельный оттенок, как пятна на теле его спутников. Квинтус заметил, что трупы, видимо, лежат здесь много лет, но хищники не тронули их. Леопард, шакал или стервятник не пытались есть это мясо, не было даже червей или личинок, питающихся останками.
Открытие встревожило Ноэла, особенно сейчас, когда экспедиция находилась рядом с Адамаварой. Казалось, что Лангуасс не дотянет до цели, а турка серебряная смерть настигнет через день. Кордери не знал, доживет ли сам до роковой встречи, искал при свете костра на коже признаки болезни более страшной, чем любая лихорадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140