Спустя много времени она скажет Дафне:
– Я люблю сына, но скажу как на духу: он мне не нравится.
Миссис Мерсер была набожной женщиной. Ральф любил мать, но она ему не нравилась. У него часто бывали нервные срывы.
– Я должен, – говорил он, – творить. Для этого мне требуется одиночество. Поэтому я и отлучаюсь.
– Понятно, – сказала Дафна.
– Если ты еще раз скажешь это слово, я тебя ударю.
И в ту же минуту ударил ее, хотя она не сказала ни слова.
Позже она сказала ему:
– Ты бы хоть предупреждал, когда уезжаешь, мне было бы спокойнее. А так я схожу с ума.
– Отлично. Сегодня вечером я уезжаю.
– Куда ты уезжаешь? Куда?
– Почему, – спросил он, – ты не возвращаешься в Африку?
– Потому что не хочу.
Всеми ее помыслами владел Ральф, и места для Африки уже не оставалось.
Его очередная книга пользовалась небывалым успехом. По ней снимался фильм. Он признался Дафне, что обожает ее и прекрасно сознает, какую адскую жизнь ей устроил. Видимо, с творческой натурой лучше не связываться.
– Игра стоит свеч, – сказала Дафна, – и, наверное, от меня тоже есть какая-нибудь польза.
В ту минуту он в этом не сомневался, прикинув, что последняя его книга была вся написана за время их связи.
По-моему, нам надо пожениться, – сказал он.
На следующий день он вышел из дома и уехал за границу. Два года не притупили ее любви, не заглушили боли и страха.
Через три недели он написал ей с материной квартиры и попросил съехать. Он сам потом расплатится и прочее.
Она позвонила его матери.
– Он не станет говорить с тобой, – сказала та. – Честно говоря, я со стыда сгораю за него.
Дафна взяла такси и поехала к ним.
– Он работает наверху, – сказала его мать. – Завтра снова куда-то собирается уезжать. Честно говоря, я надеюсь, что это надолго.
– Мне нужно повидать его, – сказала Дафна.
– Я буквально больная от него, – сказала мать. – Стара я, милочка, чтобы переносить такое. Благослови тебя Бог.
Она подошла к лестнице и крикнула:
– Ральф, спустись, пожалуйста, на минутку. Дождавшись его шагов на площадке, она быстро шмыгнула в сторону.
– Уходи, – сказал Ральф. – Уходи и оставь меня в покое.
III
В колонию Дафна вернулась в самые дожди. От сырости Чакату совсем замучил ревматизм. О ревматизме он в основном и говорил и, спросив что-нибудь про Англию, даже не слушал ответа.
– Вест-Энд страшно разбомбили, – сказала Дафна;
– Когда я поворачиваюсь в постели, в паху словно ножом режет, – ответил он.
Заходили соседи повидать Дафну. Молодежь переженилась, некоторых она вообще впервые видела.
– К югу от нас купил ферму какой-то парень из Англии, говорит, что знает тебя, – сказал Чаката. – Кажется, его фамилия Каш.
– Касс, – сказала Дафна. – Майкл Касс. Правильно?
– Это снадобье, что мне прописали, совсем не помогает. Только хуже себя чувствую.
В доме Старого Тейса теперь жил новый табачник. Старый Тейс жил в хозяйском доме, у Чакаты. Он сидел в углу веранды и нес околесицу либо слонялся по двору. Чаката раздражался, когда Старому Тейсу не сиделось на месте, поскольку сам он передвигался с трудом. «Не приведи бог, – говорил он, провожая взглядом Старого Тейса, – вот и руки-ноги есть, а в голове никакого соображения. Я хоть еще соображаю». Чаката предпочитал, чтобы Старый Тейс сидел в своем кресле на веранде. В такие минуты он говорил: «Знаешь, после стольких лет я очень привязался к Старому Тейсу».
За едой Старый Тейс чавкал. Чаката словно не замечал этого. Дафне пришла мысль, что она теперь не очень и нужна Чакате, коль скоро ее не надо спасать от Старого Тейса. Она решила пожить на ферме месяц, не больше. А потом найти работу в столице.
На третий день погода разгулялась. Все утро она слонялась по ферме, облитой солнцем, а после обеда пошла в крааль Макаты. Новый табачник с большой охотой согласился заехать за ней на машине.
Она отвыкла ходить и после первой мили выдохлась. В небе она заметила облако саранчи и безотчетно бросила тревожный взгляд в сторону маисовых полей Чакаты. Стая пролетела, не опустившись. Дафна села на камень передохнуть и спугнула ящерку.
– У-хо-ди. У-хо-ди, – услышала она.
– Господи, – позвала она, – помоги. Нет больше моих сил.
Мальчик прибежал к сушильням, где, опершись на две трости, передыхал Чаката.
– Баас Тейс ушел стрелять антилопу. Негритенок говорит: он взял ружье стрелять антилопу.
– Кто? Что?
– Баас Тейс. Ружье.
– Куда он пошел? В какую сторону?
– К северу. Негритенок видел. После обеда, говорит негритенок, сказал, что идет стрелять антилопу.
Подошло несколько туземцев.
– Бегом за ним! Отберите у Старого Тейса ружье. Приведите обратно.
Они нерешительно взглянули на него. Чтобы туземцу велели отобрать у белого человека ружье – такое услышишь не каждый день.
– Отправляйтесь, болваны. Бегом!
Еле живые от страха, они приплелись через полчаса. Тем временем, ожидая их, Чаката дотащился до конюшни:
– Где Тейс? Вы его нашли?
Они не сразу ответили. Потом один туземец ткнул пальцем на дорогу через маисовое поле, по которой, шатаясь от усталости, брел Старый Тейс и что-то волочил за собой.
– Возьмите ее, – велел Чаката.
– Подстрелил антилопу, – объявил Старый Тейс собравшимся. – Выходит, на что-то еще гожусь. Подстрелил антилопу.
Он внимательно вгляделся в Чакату. Он не понимал его безучастности.
– Чаката, у нас антилопа на обед, – сказал он.
С похоронами в колонии не тянут, потому что климат торопит. Провели дознание и на следующий день Дафну похоронили. На похороны приехал. Майкл Касс, кладбище было неподалеку от дорпа.
– Вообще-то мы были довольно хорошо знакомы. Она жила у моей матери, – сказал он Чакате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17