Наутро в одиннадцать он позвонил миссис Петтигру и пригласил ее позавтракать с ним в кенсингтонском кафе.
– Я хочу, чтобы вы знали, миссис Петтигру, – сказал он, – что я на вашей стороне. Старика надо проучить. Это вопрос нравственности, и я вполне готов отказаться от всяких денег.
– Я никак не пойму, – сказала сперва миссис Петтигру, – о чем это вы толкуете, мистер Эрик. – И обтерла платком углы рта, вывернув нижнюю губу.
– Он скорее умрет, – сказал Эрик, – чем допустит, чтобы моя бедная мать узнала о его гнусных изменах. И я тоже. Так что, миссис Петтигру, – сказал он с улыбкой, давно уже ничуть не обаятельной, – мы оба в ваших руках, отец и я.
Миссис Петтигру сказала:
– Сколько я всего сделала для ваших родителей. Ваша бедная мать, пока ее не пришлось... то есть как только я за ней не ухаживала. Мало кто вытерпел бы такое. А она позволяла себе – ну, какой спрос со старухи. Я и сама в возрасте, но...
– Да что вы, – сказал Эрик. – Вам и шестьдесят-то едва дашь.
– Словом, когда у меня на руках была ваша мать, я ох как чувствовала свои годы.
– Могу себе представить. Она же невыносимо самодовольная, – сказал Эрик, – просто невыносимо. Совершенно невыносимо. А что до вашего отца... Невыносимый тип, – сказал Эрик. – Старая скотина.
– А что именно, – поинтересовалась миссис Петтигру, – вы хотели мне предложить, мистер Эрик?
– Ну как, я просто счел своим долгом поддержать вас. Затем и приехал. А деньги что, – сказал он, – бог с ними, с деньгами.
– Ах, без денег путь коротенек, мистер Эрик.
– Да зовите меня просто Эриком, – сказал он.
– Эрик, – сказала она, – нету дружка ближе кошелька.
– Ну конечно, монетка-другая бывает в нужную минуту очень кстати. Именно в нужную минуту. А ведь правда, как это он дожил до своих лет при его образе жизни?
– Эрик, я бы вас без денег никогда не оставила. То есть до тех пор, пока...
– И вам всегда удается вытрясти из него наличные?
– Разумеется.
Эрик подумал: уж это будьте уверены.
– Пожалуй, нам надо на пару с ним повидаться, – сказал он.
Она посмотрела на его маленькие руки. Как ему доверять? – подумала она. Завещание и не подписано, и не заверено.
– Доверьтесь мне, – сказал Эрик. – Ум хорошо, а два лучше.
– Все-таки надо бы обдумать, – сказала она.
– То есть вы хотите действовать в одиночку?
– Нет, я этого не сказала. Я в том смысле, что этот ваш план такой неожиданный, и после всего того, что я сделала для Годфри и Чармиан, я как бы имею право...
– А что, ведь, ей-богу, – сказал Эрик, – просто мне нужно поехать в Суррей к матери и рассказать ей о мелких отцовских прегрешениях. Это будет, конечно, очень неприятно, зато сотней хлопот меньше. И у отца чистая совесть, и вам станет ни к чему о нем волноваться. Вам-то как утомительно.
Она возразила ему без околичностей:
– Вам неизвестны подробности связишек вашего отца. А мне известны. У вас улик нет, а у меня есть. Письменные свидетельства.
– Ах, это, – сказал он. – Да есть у меня улики. Блефует небось? – подумала она.
– Ну и когда бы вы хотели с ним напрямик поговорить? – спросила она.
– Да хоть сейчас, – сказал он.
Но когда они приехали домой, Годфри был черт знает где. Миссис Энтони уже ушла. И миссис Петтигру вконец перепугалась. А глядя, как Эрик рыскает по дому, хватает фарфоровые безделушки и трясет их так и сяк, она еще и рассердилась. Однако стерпела. У нее было такое чувство, что этого человека она знает наизусть. Да и надо бы знать, с ее-то опытом.
Он наконец опустился в древнее кресло Чармиан; миссис Петтигру взъерошила ему волосы и сказала:
– Бедненький Эрик. Как они с вами обошлись, а?
Он склонил свою крупную голову на ее просторный бюст, и это было ему приятно.
После чая у миссис Петтигру был легкий астматический приступ; она удалилась в сад, чтобы отдышаться. Возвратившись, она увидела, что в кресле, где был оставлен Эрик, сидит Годфри. Нет, это оказался Эрик: он уснул, свесив голову набок. И хотя лицом он напоминал Чармиан, однако во всем остальном был подобен Годфри.

* * *

Впечатление бодрости и здоровья, которое Годфри произвел на Чармиан из окна, подтвердилось, когда он вошел к ней в комнату.
– Очень мило, – сказал он, оглядевшись.
– Присаживайся, Годфри. Только что был Гай Лит. Боюсь, я немного утомилась.
– Да, он как раз уезжал.
– Да, бедняжка. Все-таки выбрался навестить меня. А как ему трудно передвигаться.
– Таков ли он был, – сказал Годфри, уютно откидываясь в кресле и вытянув расставленные ноги, – летом тысяча девятьсот второго года на вилле у Женевского озера или с девятьсот второго по девятьсот седьмой у себя на квартире возле Гайд-Парк-гейт, в Шотландии, Биаррице и Торки, а потом в Доломитах, когда ты заболела. Хорош был и девятнадцать лет спустя, когда жил на Ибери-стрит, до того самого времени...
– Ну-ка, дай мне сигарету, – сказала Чармиан.
– Что? – растерялся Годфри.
– Дай сигарету, Годфри, а то я позову сестру, она принесет.
– Слушай, Чармиан, тебе сигарет не полагается. То есть я хочу сказать...
– А я хочу, пока не умерла, выкурить еще одну сигарету. А насчет Гая Лита – ты бы уж, Годфри, лучше помолчал. Сам-то хорош. Лиза Брук. Уэнди Лус. Элинор...
– Паршивчик, – сказал Годфри. – Да на него глядеть стыдно, а ведь ему еле-еле семьдесят пять. Скрючен в три погибели над двумя клюками.
– Должно быть, Джин Тэйлор разболтала, – сказала она, протянула руку и потребовала: – Сигарету, Годфри.
Он дал ей сигарету и поднес огонь.
– Я тут решил прогнать миссис Петтигру, – сказал он. – Очень уж возомнила о себе, стерва такая. Миссис Энтони от нее житья нет.
Чермиан затянулась.
– Еще какие новости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63