– Мистер Мэннеринг останется пообедать с нами.
Перси принял стакан и откинулся в кресле.
– Вот это переживание! – сказал он.
– Намеки бессмертия, – заметил Гай.
Перси взглянул на Гая и показал на телефон.
– Это ваши проделки? – спросил он.
– Нет, не мои, – воспротивился Гай.
– Да, пожалуй, не ваши! – Старик осушил стакан, посмотрел на часы и поднялся. – Опоздаю на поезд, – сказал он.
– Оставайтесь ночевать, – сказал Гай. – В чем дело.
Перси неуверенным шагом прошелся по комнате. Он взял журнал и сказал:
– Ну вот что...
– Так вон лежит лист бумаги на столе – пишите редактору опровержение, – сказал Гай.
– Да, – согласился старик. – Завтра безотлагательно.
– Есть одна строфа в «Чайльд Гарольде», – сказал Гай. – Очень бы мне ее хотелось с вами обсудить. Как она там...
– Никто, – объявил Перси, – ни один человек за последние полстолетия «Чайльд Гарольда» не понял. Начинать-то надо с последних двух строф, эх вы. В этом же вся тайна поэмы. А эпизоды...
Тони просунул голову в дверь.
– Не был ли я призван?
– Нет, призван не был, но раз уж на то пошло, так вот, мистер Мэннеринг остается у нас ночевать.
Перси остался на ночь и наутро написал протестующее письмо редактору. Потом он остался на три недели и написал за это время шекспировский сонет под названием «Memento mori», первый вариант которого заканчивался таким двустишием:

Из глубины звучит голодный зов:
Смерть ждет тебя – а к смерти ты готов?

Второй вариант кончался иначе:

И медленно вздохнул голодный глас:
Смерть ждет тебя, как всякого из вас.

Имелся и третий:

Прислушайся и Голосам внемли:
Смерть ждет тебя, о смертный сын земли!

И много было набросков и разночтений.

* * *

Эрик Колстон и миссис Петтигру дожидались возвращения Годфри.
– Что-то у него сегодня неладное на уме, – сказала миссис Петтигру. – По-моему, это как-то связано с утренним посещением старика Уорнера. Он, правда, долго не сидел. Я как раз пошла буквально через улицу за сигаретами, возвращаюсь – а на пороге Уорнер. Я его спрашиваю: «Вы, наверно, Годфри хотите видеть?» Он мне в ответ: «Я уже повидался с Годфри, спасибо». Но я выясню, в чем там у них дело, – чуть погодите, я все выясню. Захожу в дом, а Годфри на меня прямо-таки дико осклабился – и, представляете, вышел на улицу. Я за ним не поспела. К обеду не явился – вот они, его рыбные палочки, на столе. Ну, я выясню.
– Он завещание-то подписал? – осведомился Эрик.
– Нет, юристы все тянут резину.
Еще бы им не тянуть, подумал Эрик. Получив письмо от Олив, он первым же поездом приехал в Лондон. И прежде всего сходил к поверенному. А уж потом заявился к миссис Петтигру.
Миссис Петтигру наполнила стакан Эрика. Она еще раз заметила, какие у него маленькие руки, и не на шутку испугалась.
Эрик был мужчина плотный и внешне напоминал свою мать, только что женские черты и женский склад внешности ему как-то не очень шли. Он был широк в бедрах и большеголов. У него, как у Чармиан, были широко расставленные глаза, острый подбородок и аккуратный носик. А рот у него был большой, как у дамы Летти, чей изувеченный труп был обнаружен позже, в этот вечер.
И все же, повторяла себе миссис Петтигру, к мужчинам вроде Эрика она подход знает. Не то чтобы ей доводилось иметь дело с таким точно типом. Но такое поведение было ей вполне знакомо – человек, как она понимала, ненормальный: к деньгам очень жаден – и все-таки готов жертвовать любыми деньгами ради иного, особого и пакостного удовлетворения. Знавала, знавала она людей, которым дороже всяких денег была, например, своя амбиция.
Настолько-то она его, голубчика, кажется, понимает. Ничуть, пожалуй, неудивительно будет, если он кому-то в отместку пожертвует чем угодно. Только вот можно ли ему доверять?
– Я ведь как, – сказал он ей, – я действую из нравственных побуждений. Я твердо уверен в том, что моему старику это будет полезно. Послужит ему уроком.
Ох, ну Эрик, видать, тот еще фрукт! Она взглянула на его маленькие кисти, на женский – вылитая Чармиан! – разрез глаз и подумала, что доверилась она ему, пожалуй, сдуру.

* * *

Эрик и правда был тот еще фрукт. Олив написала ему, что отца шантажирует «некая миссис Петтигру» и он, того и гляди, завещает ей большую часть состояния. Эрик действовал быстро, ни минуты не размышляя. Не стал он размышлять и в поезде из Корнуолла; зато как тешили его восхитительные перспективы: уничтожение Годфри; измывательство над Чармиан; вероятное открытие родственной души в этой миссис Петтигру под ее вероятной суровой внешностью; упоительная возможность при всяком удобном случае заголять всех перед всеми; и упоенное обладание наличными в сумме, достаточной для того, чтобы пойти к тетке Летти и сказать ей все, что он о ней думает.
Не то чтобы он особенно знал, что он о ней думает. С юных лет он затвердил одно: семья перед ним в неоплатном долгу. И все, в том числе и семья, сходились на этом от его двадцати двух до двадцати восьми лет, то есть целую вечность. Он был ни в чем не согласен со своей семьей, кроме как в том, что «Во всяком случае, мы жестоко провинились перед Эриком. Как это мы так сплоховали? Бедный Эрик, Чармиан его чересчур избаловала. Ребенок вырос без материнской ласки. Годфри слишком с ним носился, он никогда не обращав на мальчика никакого внимания. Годфри был излишне уступчив, слишком строг, скупился, задаривал его деньгами». Умственный климат изменился, и взрослые переросли эти свои суждения, но к тому времени Эрик накрепко их усвоил.
Летти повезла его отдохнуть душою и телом; он ее обокрал, а ответ держала гостиничная прислуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63