- Право, кто вы и что вам нужно? Что за загадка? Легкая ирония хозяина была тотчас подмечена гостем, поспешившим изобразить обиду. - Никаких загадок, уважаемый Михаил Степанович! - воскликнул он горячо. Никто не в накладе! Мы вам достойное вашему гению обеспечение... Да, да, да, сотрите тень раздражения с вашего чела - сами знаете, много званых да мало избранных! А вы, многоуважаемый Михаил Степанович, отдаете на хранение в надежные руки все вами созданное, понимаете, все! Мы закрепляем наше соглашение юридически, любой ваш штрих заносится в специальную прошнурованную опись... и скоро ваши выставки триумфально шествуют по планете, великие столицы вам рукоплещут! Тут у Батюнина закружилась голова, лицо гостя поплыло в сторону, размазалось, послышался треснувший звон, и мучительное, почти убивающее наслаждение оплело сердце, - он едва не задохнулся. Потом в груди отпустило, но в широко открытых глазах, устремленных на щедрого гостя, продолжало светиться жгучее наслаждение. "Опоздали, братцы-кролики, подумал художник. - Да, опоздали, и теперь уже ничего не воротишь и ничего не изменишь, теперь я понимаю, как прав мой сосед, отец Игоря... Кстати, куда же запропастился парнишка? А я еще не верил. Я... А это ведь мой звездный час, - перескочила его мысль совершенно на другое, - Пик судьбы, как высокопарно выразился бы мой прозорливый сосед... Странный и тягостный гость, устроившись в кресле передо мной, не шутит, и, кажется, я догадываюсь о его истинных целях. И пришел он навсегда. Сила, приславшая его и решившая так кардинально переделать мир, естественно, шутить не любит. Они лишь только не знают, что я уже ушел и теперь пребываю вне их досягаемости... Жаль, я вынужден их так жестоко разочаровать..." - Весьма любопытно, молодой человек, - сказал Батюнин. - Какие виллы, какие соглашения? Вы пришли и даже не представились. Что за сила за вами-то? А что если вы сбежали с какой-нибудь Канатчиковой дачи? На породистое лицо гостя с большим разлапистым носом надвинулась тень прозорливой мысли. - Разумеется, разумеется, Михаил Степанович, - проникновенно заверил он. - Как только мы получим ваше принципиальное согласие, вам тотчас будут явлены подлинные свидетельства нашей добропорядочности и чести. Мы никогда не нарушаем своих обязательств, многоуважаемый Михаил Степанович! - заверил он дополнительно и покосился на полупустой хрустальный графин с лимонной настойкой на столе. - Допустим, и все же, кто это "мы"? - гнул свое Батюнин, начиная втягиваться в мистификацию. - Почему выбор пал именно на меня, старого, немощного человека, неудачника? Жизнь проскочила в непризнании и вот пожалуйте! Какая вам от этого корысть? Нет уж... - Ах, не будем скромничать, - почти трагически воскликнул, всплеснув руками, гость и даже уронил изысканный дипломатик. - Каждый живет своим умом, у нас свой аналитический центр, он никогда не ошибается, как не ошибается сам Господь Бог! О, в вашем взоре, уважаемый Михаил Степанович, появляется нечто ненужное... Хорошо, хорошо! Вот вам мои документы и разрешите представиться: старший юрисконсульт Всемирного Аналитического Центра Корф Геннадий Акилович. Пожалуйста, прошу - служебное удостоверение, доверенность Центра на ведение переговоров и на заключение соглашения, даже на выплату аванса в разумных пределах... Ну, скажем, до пятисот тысяч долларов. Одно ваше слово, ваш росчерк, и я выдаю вам чек в самый надежный в этой стране банк, еще один ваш росчерк - и ваши деньги будут переведены в Швейцарию или куда вам будет угодно, и, конечно же, на ваше имя или на кого вам будет угодно, Михаил Степанович. Вы, конечно, представляете сумму? - А вилла? - ошеломленно поинтересовался Батюнин. - На Лазурном берегу? - Само собой, - подхватил Корф с готовностью, и из глубины его бесцветных глаз пробилась острая искра. - А это просто на карманные расходы, Михаил Степанович... - Просто! - подхватил Батюнин. - Очень вероятно, что в этой стране, как некоторые сейчас выражаются, даже подобное просто? Ну-ка, - он придвинул положенные Корфом на стол бумаги и, поднося их одну за другой к глазам, стал пристально рассматривать и изучать. Корф же, поудобнее откинувшись на спинку кресла, ждал, пока чудаковатый старик окончательно созреет. Сам лично он бы гроша медного не дал за всю мазню этого реалиста в кавычках, но он всего лишь исполнитель высшей воли и рассуждать ему не положено. Ведь никто, кроме троицы посвященных и сосредоточивших в своих руках высшую справедливость, не знает истинных целей. Корф бросил несколько беглых взглядов на стены - они были, по сути дела, пусты и голы, лишь несколько миниатюрных пейзажиков в претенциозных рамках лезли в глаза. В давно нечищенных, запыленных углах таился всякий, излюбленный художниками хлам, от мраморной головки Афродиты до лаптей и связки сушеных раков. Вглядевшись и еще не понимая, что же его так озадачивает в этих мещанских захоронениях памяти человеческой, он ощутил во всем кажущемся беспорядке вокруг некую неподвластную для его понимания стройность гармонии - здесь, пожалуй, присутствовала особая философия бытия с момента зарождения жизни и до ее завершения. Корф стал рассматривать каминную старинную бронзовую решетку - в ее рисунке он опять уловил все ту же, начинавшую его подавлять гармонию и, может, даже мистическую формулу какой-то тайны. "Ну, этот гениальный, как утеряют, питекантроп, еще преподнесет нам сюрпризы, - с неожиданной тревогой подумал он. - Совершенно же другая раса, на перепутье между животным и человеческим сообществом, и мы никогда не поймем ее кодов... Надо подходить к таким проблемам проще и рациональнее".
1 2 3 4 5