А если не верить бывшему заключенному, то кому же тогда верить, скажите на милость? Таково, по крайней мере, бытующее в сферах подпольного мира убеждение, благодаря которому Дэнни Джимпу удавалось получать отрывки довольно достоверной информации, которые он с завидным постоянством передавал полиции за определенную мзду. Таким образом он обеспечивал себе прожиточный минимум и считал этот минимум вполне приемлемым.
Этим же днем Карл Капек позвонил Дэнни. Они встретились в Гроувер-Парк без семи пять. День подходил к концу. Они сидели на садовой скамье и глядели на нянек, которые развозили своих питомцев в детских колясках по домам, на ребятишек, заканчивающих свои вечные игры, на маленькую девочку, которая шла по дорожке, волоча за собой скакалку и оглядываясь по сторонам именно так, как это могут делать маленькие девочки, во взгляде которых уже явно просматривается вся женственность мира.
- Значит, Белинда, говоришь? - спросил Дэнни.
- Да. Белинда.
Дэнни шмыгнул носом. Капек отметил про себя, что Дэнни последнее время выглядит постоянно простуженным. А может, он просто стареет.
- И ты не знаешь фамилии этой Белинды, я правильно понял? - спросил Дэнни.
- Именно поэтому я и позвонил тебе, - сказал Капек.
- Она пиковой масти, говоришь, чернокожая?
- Ага.
- Просто не представляю себе, - сказал Дэнни. - Опять зима надвигается, ты тоже чувствуешь?
- Что ж, это неплохо, - сказал Капек.
- Паршиво, - отозвался Дэнни. - А зачем она тебе понадобилась?
- Она ограбила военного моряка.
- Разыгрываешь, - усмехнулся недоверчиво Дэнни.
- Она была не одна.
- С нею был мужчина?
- Ага. Она прикадрилась к морячку в баре на Семнадцатой и дала ему знак идти вслед за ней. А когда он пошел, она навела его на своего напарника и они вместе вырубили его.
- А этот ее напарничек - тоже пиковой масти?
- Нет, он белый.
- Белинда, - задумчиво проговорил Дэнни, красивое имя. Я когда-то был знаком с девушкой по имени Белинда. Единственной девушкой, которая совсем не обращала внимания на мою ногу, единственная из всех, каких я встречал. Это было еще в Чикаго. Я когда-то жил в Чикаго и там у меня было много знакомых... Белинда Колчаковская Полька. Красивая как картина, белокурые волосы, голубые глаза, высокая грудь. - И Дэнни жестами рук пояснил детали ее внешности, но потом снова засунул руки в карманы. - Однажды я прямо так и спросил у нее, с чего это вдруг она ходит с таким парнем, как я. Я имел тогда в виду свою хромую ногу, понимаешь? А она и говорит мне: "А с каким это таким парнем, что ты имеешь в виду?" Я тогда посмотрел ей прямо в глаза и говорю: "Ты же знаешь, о чем я говорю, Белинда". А она мне говорит: "Нет, никак не пойму, о чем ты, Дэнни". Тогда я ей прямо и сказал: "Белинда, но я ведь хромой". И тогда она улыбнулась и говорит: "Разве?". Мне никогда не забыть этой ее улыбки. Клянусь богом, доживя хоть до ста десяти лет, я и тогда не забуду, как улыбнулась мне Белинда тогда в Чикаго. Ей-богу, в тот день я мог участвовать в забеге на милю, так я себя тогда чувствовал. Я чувствовал, что мог бы завоевать даже эту чертову олимпийскую медаль, - он удивленно покачал головой и снова шмыгнул носом. Рядом с ними разом взлетела целая стайка голубей, заполняя воздух шумом крыльев. Они промелькнули на фоне неба, развернулись и снова опустились на землю неподалеку от них у скамьи, на которой сидел старик в потертом пальто и бросал на дорожку хлебные крошки.
- Во всяком случае, это совсем не та Белинда, которая нужна тебе, сказал Дэнни. Он еще какое-то время молча обдумывал что-то, может быть, перебирал в уме прошедшие события. Он посидел так немного, упрятав голову в воротник и глубоко засунув руки в карманы. - А можешь ты хотя бы описать ее внешность? - прервал он наконец молчание.
- Единственное, что я о ней знаю, так это, что она чернокожая и с хорошей фигурой. В тот вечер она была в красном платье.
- Да ведь таких в городе наберется по меньшей мере тысячи две, сказал Дэнни. - А ее напарник?
- Абсолютно ничего не знаю.
- Просто великолепно!
- Ну, и что ты думаешь?
- Я думаю, что твою загадку со множеством неизвестных можно будет поразгадывать на досуге, когда наступят длинные зимние вечера.
- Но ты берешься помочь нам или нет?
- Попытаюсь поразнюхать в округе, послушать, о чем толкуют. А так трудно сказать. Ты будешь у себя?
- Я буду где-нибудь поблизости.
- Ладно, в случае чего я постараюсь тебя найти.
Бывают такие моменты в жизни города, когда ночь как бы отказывается от своих прав.
Вечер как бы затягивается, освещение меняется почти незаметно и возникает момент какой-то общей неопределенности.
Сегодня был именно такой день.
Воздух был плотным, бодрым и насыщенным, каким он никогда не бывает весной. При этом вечерний воздух как бы светился сам собой, а небо было столь пронзительно голубым, что казалось - оно никогда не уступит свои права надвигающейся темноте. И когда в половине шестого зажглись уличные фонари, то сделали они это совершенно напрасно - им просто нечего было освещать, потому что на улице все еще стоял ясный день. Солнце неподвижно застыло на западе над крышами Мажесты и Калмс-Пойнта, как бы противореча вращению Земли своим нежеланием исчезнуть за коньками крыш и каминными трубами. Жители города запрудили улицы его. Казалось, они не желают расходиться по своим жилищам, стремясь воочию убедиться в произошедшем астрономическом беспорядке, возможно даже в исполнении пророчества Нострадамуса о наступлении вечного дня, о победе дня над ночью и о том, что народ на улицах будет праздновать эту победу весельем и плясками на улицах.
Однако небо на западе все же начинало сдаваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54