— Она отшвырнула игрушечное ружье и стояла посреди дороги, глядя на него, поджав губы, с выражением крайнего раздражения на лице.
— Почему ты бросила ружье на землю? — спросил он.
— Потому что все это очень неразумно.
— Полагаешь?
— И ты глупый, — заявила она.
— Уверена в этом?
— И этот берег тоже глупый, — сообщила она и захихикала.
— Во что же ты собираешься играть, если не желаешь играть в это?
— Я хочу играть в глупых, — ответила она.
— И как же ты собираешься играть?
— Да так... просто ты будешь глупым, вот и все, — отозвалась она, пожимая плечами и продолжая хихикать.
Ей было пять лет, а ему шесть, и он пристально взирал на нее с вечным терпением, присущим старшим братьям во всем мире, размышляя, почему он всегда должен играть с ней всякий раз, когда приходит из школы и целыми днями по воскресеньям. У нее постоянно текло из носу, нижние штанишки сползли, и она стояла посреди дороги, на расстоянии нескольких футов от брошенного ружья, а он, переведя взгляд с ружья на нее, стоял и думал.
— Ну, и что же ты хочешь делать? — допытывался он. Казалось, он всегда спрашивал: что она хочет делать? Будучи всего лишь курносой девчушкой, она почему-то всегда оказывалась тем, кто решал — что же они вместе собираются делать. Как будто он сам не мог предложить ничего лучше.
— Давай играть в воскресенье?
— А что такое воскресенье?
— Воскресенье — это когда ты надеваешь шляпу и идешь гулять.
— У меня нет шляпы.
— Ты наденешь воображаемую шляпу.
— Для чего?
— Чтобы мы могли отправиться на прогулку.
— Я не хочу отправляться на прогулку.
— А почему?
— А что плохого в том, во что мы сейчас играли? — поинтересовался он.
— Ты всегда застреливаешь меня, — пожаловалась она.
— Но ты же знаешь, что можешь тоже застрелить меня.
— Я не хочу стрелять в собственного брата.
— Предполагается, что я вовсе не твой брат.
— Нет, ты мой брат!
— Я имею в виду во время игры.
— Надень свою шляпу, — настаивала она. — Мы пойдем на прогулку. Собирайся!
Он поднял ружье и терпеливо взглянул на нее, ожидая, когда она смягчится, но ее взгляд оставался невозмутимым; затем она подтянула за резинку нижние штанишки и вытерла нос тыльной стороной ладони. Они стояли посреди дороги, пристально разглядывая друг друга.
— Пошли же! — начала она подлизываться.
— Хорошо, я пойду на прогулку, но не собираюсь надевать никакой дурацкой шляпы.
— Чтобы играть в воскресенье, ты должен надеть шляпу.
— А я не хочу!
— Но папа всегда ее надевает. Когда они с мамой идут на прогулку, он всегда надевает шляпу.
— Ох, да ладно! — сдался он. — Ну, надену я эту проклятую шляпу! — Он сделал несколько движений, свидетельствующих о том, что воображаемая шляпа наконец водружена на голову.
— Это очень мило, — сообщила она.
— Прекрати вытирать нос рукой, — недовольно посмотрел он.
— Пошли же!
И они пошли по середине дороги. Он нес в каждой руке по игрушечному ружью. Она семенила рядом, стараясь не отставать.
— Вот кто мы такие, — объявил он, — арабы в сердце пустыни Сахары.
— А где это?
— Ну в каком-то месте, которое я не знаю. У нас нет воды. Все верблюды умерли.
— Ты играешь во что-то еще? Но это не игра в воскресенье!
— Нет, я играю в воскресенье.
— Тогда при чем здесь мертвые верблюды?
Он соображал, что ответить, и некоторое время они шли молча. Прибрежная полоса всюду была замутнена травой и глиной.
— Знаешь, кто мы? — спросил он после долгого молчания. — Первые люди, высадившиеся на Марсе!
— Ура! Мы первые люди, которые приземлились на Марсе! — воскликнула она. Птица, чистившая клювом перья в высокой траве, отозвалась на звук ее голоса. Она повернулась к ней и захихикала, а потом вдруг опять воскликнула: — Мы первые люди на Марсе!
— Ты даже не представляешь, где Марс, — заявил он.
— А вот и представляю!
— И где же он?
— В некотором месте, — последовал ответ.
— В пустыне?
— Нет.
— Тогда где?
— Я знаю, — упорствовала она.
— В воде?
— Нет!
— На небе?
— Конечно нет!
— Ха! — возразил он. — Это тоже на небе!
— Ха, ха! — рассмеялась она. — Это луна на небе!
— И Марс — тоже! Спроси любого!
— Здесь некого спрашивать, — заявила она. — Покажи мне его. Если это на небе, то покажи — где?
— Ты не можешь его видеть. Без телескопа.
— Давай вообразим, что он у нас есть. — Она поднесла кулачок к уху и сказала: — Хэлло! Это Диана Гриффин, позвольте мне поговорить с марсианскими песками!
— Это не марсианские пески, — возразил он, не обращая внимания на ее хихиканье. — И это не телефон, а телескоп — вещь, через которую ты смотришь. — Он сомкнул большой и указательный пальцы и стал вглядываться куда-то сквозь этот круг.
— Дай и мне взглянуть, — попросила она и тут же поднесла его руку к своим глазам. — Ага! — сообщила она. — Ага, вижу это!
— Что ты видишь? — спросил он, думая, что бывают мгновения, когда она вполне на высоте, и тогда она ему почти что нравилась.
— Я вижу Марс! — ответила она.
— Ну, и как он выглядит?
— Он из травы, воды и глины.
— Ты видишь там каких-нибудь людей?
— Нет! Только нас с тобой.
— Мы, должно быть, единственные на этой планете, — предположил он. — Ты видишь хоть какие-нибудь признаки нашего корабля?
— Какого корабля?
— Ракетного.
— Да, — сообщила она. — Я вижу признаки корабля.
— И где же?
— В грязи.
— И на что он похож?
— У него красный свет на крыше, — последовал ответ.
— Это, возможно, выходной люк, — предположил он.
— Нет, это красный фонарь, — настаивала она.
— А ты уверена, что это наш корабль?
Она внезапно отвела глаза от его сомкнутых пальцев и взглянула на него.
— Джеки, — пролепетала она, — зачем ты делаешь из меня сумасшедшую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103