Люк взглянул на часы. Было ровно семь. Значит, следующий звонок должен прозвонить из дома Бобби Колмора, подумал он, и произойдет это в семь ноль пять.
— Гуди в телефонной будке у конторы? — спросил Бенни.
— Точно, — сказал Джейсон, и в конторе наступило молчание.
Ровно в семь ноль пять по настенным часам, как и ожидал Люк, снова раздался телефонный звонок.
— Привет, Гарри, — сказал Джейсон. — Как делишки? Ну что ж, просто замечательно. Запри там все и тащи его сюда. Хорошо, — сказал он и положил трубку. — Магазин инструментов, — сказал он Бенни. — Сделано. Они приведут сюда этого пьянчужку.
Пьянчужка — это, конечно, Бобби, и по какой-то причине они собираются привести его сюда, на пристань. Люк наблюдал, как Бенни ставил аккуратный крестик в клеточке пересечения колонки «705» и линейки с именем Бобби. Следовательно, звонки будут раздаваться в конторе с пятиминутным интервалом и будут содержать донесения людей Джейсона, разбредшихся по городку. Последняя колонка в таблице была под цифрой «755», что, как теперь понимал Люк, означало без пяти восемь. Можно ли было сделать вывод, что к этому времени донесения перестанут поступать? Затем он заметил, что эта таблица была только верхней страницей в пачке бумаги, прикрепленной к дощечке. Вероятно, следующая страница начинается с колонки «800» и заканчивается колонкой «855», и так дальше, на остальных страницах размещаются таблицы с указанием всего того времени, сколько эти люди намерены оставаться в Охо-Пуэртос.
Он внимательно вслушивался в последующие донесения, пытаясь установить некий смысл происходящего. Каждый звонок Джейсон воспринимал с приподнятым настроением, коротко разговаривал со своими людьми, отдавая им приказы, а затем непременно сообщал Бенни, где следует проставить очередную отметку. Последовательность проставленных крестиков казалась абсолютно четкой, сбегая вниз таблицы по диагонали, звонки шли по порядку из ресторана, из магазина инструментов, из дома Пэрча, а затем — из дома Чамплина. Когда Джейсон повесил трубку после разговора с домом Чамплина, он велел Бенни отметить и дом Стерна, потому что точно знал, что он занят. Из этого Люк заключил, что Джейсон пришел в контору прямо от Стерна.
Следующей в списке была Саманта.
У Люка вдруг вспотели ладони.
Впервые это с ним случилось в тот уже далекий день, когда баржи с солдатами приближались к высадке в Омаха-Бич. Он снова и снова твердил себе: «Не бойся, не бойся», но руки у него вспотели, и затем он вдруг обнаружил, что уже мчится по влажному песчаному берегу под дождем пулеметных очередей, вспарывающих песок. Он хотел повернуть и снова вбежать в воду, но за ним лежали мертвые и умирающие, поэтому он бросился плашмя на песок и начал ползти, прислушиваясь к обрывочным вскрикам и стонам вокруг себя, к вою прибоя и к злобному рычанию пулеметного огня. Никто никогда не говорил о звуках войны, никто им не рассказывал, какими ужасными могут быть стоны людей, умирающих в тяжких страданиях. Именно тогда вражеская пуля достала его.
Он лежал, всем телом вжимаясь в песок, поэтому сразу и не понял, что произошло, когда пуля врезалась ему в икру ноги, он только почувствовал острую жгучую боль и тогда оглянулся и увидел, что из его ноги течет кровь, чуть выше голенища его высокого солдатского ботинка. Ну вот, подумал он тогда, вот все и кончилось, теперь получу «Пурпурное сердце» и вернусь домой. Затем солдату, корчившемуся от страха не более чем в футе от него, пуля угодила прямо в рот, она раздробила ему зубы и разнесла заднюю часть черепа и шлема. Люк не почувствовал ни вины, ни облегчения. Он не просил пули, впившейся ему в ногу, и не испытал радости от того, что был убит человек, лежащий рядом с ним. Позже ему столько раз приходилось слышать повторяемое на все лады признание прошедших войну солдат, что он чуть было не уверовал в то, что, возможно, и его охватила радость, когда смертельная пуля угодила не в него, а в соседа. Но в тот момент он только вздрогнул, когда на его собственные руки брызнула кровь из разбитого лица солдата.
Лежа на том чужом берегу и с ужасом глядя на свои руки, обагренные кровью сраженного рядом незнакомого солдата, он испытал такое потрясение, что заплакал, как ребенок.
В 1960 году его дух снова подвергся тяжелому испытанию: тогда он едва удержался, чтобы не рухнуть в безумном отчаянии на жалкие остатки уничтоженной ураганом его лодочной пристани в Исламорада. Ему было уже тридцать шесть лет, слишком серьезный возраст, чтобы заплакать, ведь он уже не был тем юнцом, который дрожал от страха, вжимаясь в далекий берег во Франции. Он молча смотрел на обломки своей пристани, разнесенной мощным ураганом Донна, который не пощадил даже пилинги. Он сорвал огромный плакат с надписью «Добро пожаловать на пристань Костигэна», который Люк установил на высоком столбе лицом к океану; он схватил своими жадными щупальцами строение конторы, сломав его, как хрупкую детскую игрушку. Ненасытный и неутомимый, ураган уничтожил три небольших домика, построенных Люком для отдыха своих клиентов. Хорошо еще, что он решил перевести их лодки на северо-восток к Уиндли-Ки и выше по течению Снейк-Крик, когда услышал штормовое предупреждение. По крайней мере, эти лодки были спасены.
Он знал, что страховка покроет только жалкую часть понесенного ущерба.
Впервые после 1944 года его переполняло бурное негодование против несправедливости судьбы, он задыхался от жалости к себе, граничащей с яростью. В первый раз с тех пор, как его ранили, он был близок к тому, чтобы воспринимать себя как калеку, который никогда не сможет оправиться от катастрофы, черт их побери, провались они ко всем чертям!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103