— Этот человек собирался меня ограбить, — высокопарно заявил Вилли. — Скорее всего, этот проходимец успел заметить пачку денег, когда я расплачивался по счету в кафетерии, и решил пойти за мной. В конце концов, разве это преступление — защищаться, когда на тебя нападают?
— Может быть, и так, — не стал спорить Боццарис, — но, думаю, в офисе окружного прокурора вряд ли кто-то сочтет преступлением сунуть в кутузку известного картежника и шулера, за которым тянется хвост длиной в целую милю! Особенно если патрульный доложит, что застукал его в тот момент, когда он зверски избивал беспомощного человека, который почти без сознания, избитый и окровавленный, лежал на дорожке возле кафе!
Попытка преднамеренного убийства, да еще второй степени — это тебе не шутка! А именно так, возможно, и будет звучать выдвинутое против тебя обвинение! Знаешь, сколько тебе светит?
Пять лет! И это если не учитывать предыдущих нарушений закона, которых у тебя хватает! Ведь у тебя уже три привода, Вилли, правильно? Так что на четвертый раз, парень, отвертеться не удастся. Быть тебе за решеткой, Вилли!
— Это просто смешно! — фыркнул тот. — Этот человек и в самом деле пытался украсть мои деньги!
— Ладно, пусть так. Тогда объясни, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму денег?
— Они были нужны моей сестре.
— Для чего?
— Моя сестра, которую зовут Мэри Шекспир и которая проживает в…
— Нас тут совершенно не интересует твое генеалогическое древо, — буркнул Боццарис.
— Моя сестра собиралась отправиться в Сан-Франциско, чтобы подать там протест.
— Против чего?
— Условий, — объяснил Вилли, — которые, и вы сами это знаете, никуда не годятся. Подать протест стоит очень дорого.
Она обратилась ко мне за помощью, и я согласился отдать ей собственные сбережения.
— Это самое чистейшее собачье дерьмо, о котором я когда-либо слышал!
— Богом клянусь, это чистейшая правда!
— Ладно, пусть так. А теперь выкинь это из головы и объясни еще раз, для чего тебе понадобилось иметь при себе такую сумму. Для чего ты снял деньги со счета?
— Это не имеет никакой связи с карточной игрой, — заявил Вилли.
— С какой такой карточной игрой? — насторожился Боццарис.
— А вы обещаете мне забыть обо всех вздорных обвинениях, выдвинутых против меня в этой вашей бумажке, если я все расскажу? Не говоря уже о том досадном недоразумении, что случилось сегодня, тем более что на этот раз я сам стал жертвой бандитского нападения?
— Я не имею права брать на себя подобные серьезные обязательства, — пожал плечами Боццарис.
— В таком случае и я не имею права брать на себя определенные обязательства и сообщить вам сведения о карточной игре.
— Какой карточной игре? — вскинулся Боццарис.
— Какой карточной игре? — передразнил его Вилли.
— О той самой, — буркнул Боццарис. — Сам небось знаешь о какой. Если информация, которую ты мне сообщишь, будет иметь какое-то значение, хотя лично я в этом сомневаюсь, может, мне и придет охота забыть о длинном хвосте преступлений, которые тянутся за тобой, словно шлейф кометы. А также о том, как сегодня ты избивал этого парня. Конечно, если бедняга не отдаст в больнице концы. Сам понимаешь, в этом случае, как ни печально, но тебе, Вилли, придется ответить за убийство.
— Ну а теперь мне можно идти? — спросил Вилли.
— Только если расскажешь мне о карточной игре, — сказал Боццарис.
— Что вы хотите знать?
— Когда?
— Сегодня вечером. Ровно в восемь часов.
— Где?
— У Селии Месколаты.
— Блэк-джек?.
— Нет. Покер.
— Какие ставки?
— Очень высокие.
— Сколько игроков?
— Шестеро.
— М-м-м… — задумчиво протянул Боццарис.
* * *
Откуда-то слышалась музыка.
Как обычно, они после обеда прогуливались по Виа Квисисана, потом остановились выпить по стаканчику на Пьязетта.
И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.
— Кармине? — шепотом позвала она.
— М-м-м?..
— Ты спишь?
— Да.
— Кармине!
— М-м-м?..
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Говорю же тебе, я сплю!
— Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.
— Спи. Что с ним могло случиться?
— Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?
— Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.
— И все же…
— Спи, Стелла!
— Ладно, Кармине. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Стелла.
Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по-итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:
— Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!
— Но какое это имеет значение? — удивился он. — Ведь мы же любим друг друга!
— Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?
— Я попрошу их говорить по-английски, — ответил Кармине.
— Да, конечно… но захотят ли они?
— Непременно захотят, — твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.
Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат — за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57