казалось, для Джоанны это было искушением, на которое было очень трудно не поддаться. Но все же во второй половине дня мы все втроем заняли места в самолете Национальной авиакомпании, а затем я взял в Тампе машину, водитель которой сначала высадил у моего дома нас с Джоанной, а затем доставила и Дейл к ее дому на рифе Виспер. Без четверти семь вечера того же дня я снова попробовал дозвониться Блуму домой. На мой звонок ответила женщина.
– Алло, – заговорил я, – это адвокат Хоуп, мне хотелось бы поговорить с мистером Блумом. Он сейчас дома?
– Нет, он на работе, – был ответ.
– А вы миссис Блум?
– Да.
– Я постараюсь еще дозвониться ему на работу, но если вдруг все-таки случится так, что я не застану его там, то не могли бы вы передать ему, чтобы он непременно перезвонил ко мне домой? Я составлю вам свой номер телефона.
– Да, подождите немного.
Я подождал, пока она предположительно искала ручку и блокнот, а затем снова вернулась к телефону, и я смог продиктовать свой домашний номер телефона. Затем, сразу же после того, как жена Блума положила трубку, я немедленно набрал телефон полицейского участка, и был немедленно соединен с Блумом.
– А я все названивал тебе в Новый Орлеан, – сказал он. – Мне совсем недавно передали твое послание. А ты где сейчас?
– Дома.
– Я думаю, ты уже слышал.
– Слышал.
– Во дела, да? Ты знаешь, где находится эта сточная яма? Что за «Спортивной Ареной», там, на Белфаст и Эспин. Так вот, вчера вечером ее там и нашли. Она лежала лицом вниз, прямо в воде. Получилось так, что парень с девицей по-своему развлекались в припаркованной недалеко от того места машине, ну и по ходу дела парню приспичило отлить, вот он и направился прямиком к той канаве, и там-то он ее первым и обнаружил. На ней была длинная ночная рубашка, вся в крови. Ну, а он тут же бросился нам звонить. Вот так. А ты чем занимался в Новом Орлеане?
– Изучал оригинал.
– Вот как? – И мне нужно поговорить с тобой. Ты еще будешь у себя?
– Разумеется, приезжай прямо сейчас, – сказал Блум.
Блум слушал очень внимательно. Сначала я вновь сделал для него краткий обзор распоряжений, отданных Викки в завещании, а затем подробно остановился на каждом из условий трастового соглашения. Время от времени Блум понимающе кивал. Когда я сказал, что срок траста истечет через три дня, он лишь удивленно поднял свои густые брови. Когда же в продолжение своего рассказа я объяснил, что двенадцать миллионов долларов – теперь, когда Элисон больше нет в живых – снова возвратятся к Двейну Миллеру, Блум только хмыкнул и снова кивнул. Я ждал. Он начал прохаживаться по своему кабинету взад-вперед. Наконец он обернулся ко мне и заговорил:
– Из всего, что ты мне только что рассказал, я сделал вывод, что если Элисон дожила бы до вторника, то Энтони Кенигу досталась бы четвертая часть этих денег, правильно?
– Принимая во внимание завещание Викки, да, это так.
– А теперь скажи мне, а на деле является ли это ее завещание официальным и обязательным для исполнения документом?
– Да, данное завещание является таковым.
– А вот если бы Элисон умерла после вторника, то выходит, что тогда Кениг отхватил бы себе весь этот кусок целиком?
– Да.
– Итак, ты предполагаешь, что так как кто-то тихо прирезал девчонку, не дожидаясь вторника, и в связи с тем, что Двейн Миллер теперь должен будет получить всю эту сумму сполна назад, то, значит, по-твоему, выходить, что убийцей Элисон по идее должен быть Миллер? Ты это имеешь в виду?
– По крайней мере, я не исключаю такую возможность.
– Гм. Ну что ж, ладно, Мэттью, тогда разреши мне в свою очередь задать тебе несколько вопросов. Вопрос номер один. Доводилось ли тебе слышать о статье 732.802 законодательства штата Флорида?
– Нет, еще не довелось.
– А вот я знаю ее наизусть, это одна из первых статей, которые я усвоил после того как перевелся сюда. Вот она: 732.802. Убийца. Лицо, осужденное за убийство своего потомка не имеет права на наследование принадлежащего тому имущества.
Блум посмотрел на меня.
– Ну и что? – спросил я.
– А то, что если старик Миллер в самом деле убил Викки и свою внучку, то в соответствии с 732.802 ему с того имущества все равно ни хрена ни удастся унаследовать. Вот так.
– Нет, не так, – возразил я.
– Нет так? А как тогда?
– Ты не прав. Траст это не завещание. И в этом случае ни о каком наследовании и речи не идет. Миллер ничего и ни от кого не наследует. Эти деньги всего-навсего будут возвращены ему.
– Хм, – задумался Блум. – Ладно, давай не будем его исключать, оставим как одного из подозреваемых. Но почему из этого числа должен быть исключен Кениг?
– Потому что, если бы его дочь только дожила бы до вторника и пережила бы его, то все деньги траста…
– Ну да, но вот только он сам-то об этом знает?
– Что ты имеешь в виду?
– Давай теперь обо всем по порядку, хорошо? Итак, первое: предположим, что Кениг знал, что его имя упоминается в завещании Викки.
– Тогда вернемся совсем немного назад, – сказал я. – В таком случае нам следует выдвинуть еще одно предположение, что разговор об этом состоялся у них после того, как Кениг получил то ее письмо.
– Почему?
– Потому что в том письме она просит его стать опекуном Элисон. Я думаю, что тогда для Кенига это стало неожиданностью.
– Ладно. Итак, он получает письмо, и в субботу он уже здесь, чтобы обо всем с ней проговорить. И вот Кениг говорит: «Послушай, Викки, конечно, я очень польщен, что ты хочешь, чтобы именно я взял на себя заботу о нашей дочери, но ты-то сама со своей стороны предприняла хоть какие-нибудь официальные действия, которые могли бы гарантировать, что Элли останется именно со мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95