Приплачивали, конечно, не за так. Но вмешался Видякин. «Не имеешь права, — сказал он Богомолову. — Либо освободи старика, либо плати ему три ставки».
И Завхоза отправили на пенсию.
* * *
Просвещенный Иван Видякин сидел на бревне и тесал заготовки для ульев. Над головой реяли трудолюбивые видякинские пчелы и рыжие болотные комары.
— Здорово, — сказал дед Аникеев и для затравки разговора добавил: — Слышу, стучит кто-то спозаранок.
Баба Видякина, Настасья, стоя на четвереньках, раздувала огонь в летней печи, сложенной во дворе.
Иван воткнул топор в бревно, поздоровался и стал закуривать. Завхоз с ним, за компанию.
— Коневник нынче хорошо цветет, — сказал Видякин, — выруба да гари аж пылают. С медом будем.
— А-а! — для порядка протянул Никита Иваныч и выхватил из кармана жалобу. — На-ко, погляди. Написал вот, не вынесла душа…
Видякин неторопливо взял листочки, развернул на колене и деловито начал читать. Самокрутка тлела в его пальцах, а Завхоз вдруг ощутил нетерпение и какой-то душевный зуд… Он вскочил и забегал по двору, бесцельно останавливаясь то возле калитки на пасеку, то у печки, где Настасья уже ставила варить картошку. В огороде у Видякина все цвело, особенно старательные пчелы уже возвращались, огрузшие от первой утренней взятки, белел на высоких столбах недорубленный лабаз в углу двора, лежала груда оструганной клепки. Все кругом было по-хозяйски крепко, разумно и предусмотрительно. «Вот молодец!» — радовался дед Аникеев, проникаясь любовью к хозяину и уверенностью, что Видякин одобрит жалобу и подпишется.
Однако Иван прочитал письмо Завхоза и как-то подозрительно глянул на первый листок.
— Это, значит, в Москву писано? — уточнил он.
— А куда ж еще-то писать? — дед Аникеев сел напротив Видякина и заглянул ему в лицо. Крепкому прямому носу было чуть тесно между глаз, зато на высоком лбу с залысинами глубокие складки вольно разбегались до самых волос.
— В таком виде не пойдет, — заявил Иван. — Поправить требуется.
— В котором месте поправить?
— Вот смотри. Осина, пишешь ты, бесполезное дерево. А оно еще как полезное! Из осины спички делают, — сказал просвещенный Видякин. — А потом, ты про Хозяина-то как пишешь? Про чудо то? Так не пойдет. Подобного вида животное на земном шаре уже обнаружено. У англичан, в Лохнесском озере, понял? Журавлей там нету, конечно, а оно есть.
— Да ну?! — удивился Никита Иваныч. — А ведь не слыхать было!
— Надо периодическую литературу читать, — бросил Иван. — И вот это словечко — «до революции» — тоже выбрось. Выбрось не думая. «До революции видали животное…» Спросят тебя: а потом куда оно делось, после революции?.. Понял текущий момент? Ошибка это.
«Черт с ним, выброшу, — про себя согласился Никита Иваныч. — А ну, и правда, спросят? Не убежало же оно за границу?»
— И вообще ты про чудо выбрось совсем, — продолжал Видякин. — Это мистика. Динозавры давно вывелись, тем более у нас. Они от голода и отравы вымерли, яду много в траве стало.
— Но у англичан-то есть! Сам говоришь, — не сдержался Завхоз. — Ты вспомни, весной-то фотограф приезжал…
— То у англичан, — Видякин полистал жалобу. — И еще убери, что ты имеешь контузию. Обязательно убери.
— Так имею же! — не сдавался дед Аникеев. — Голова у меня до сих пор кружится и пятнышки в гаазах стоят.
— И плохо, что имеешь, — спокойно сказал Видякин. — В смысле, иметь-то ты можешь, но писать про нее не обязательно. Подрыв авторитетности автора. Уловил, куда я клоню?.. Лучше допиши про японцев. Как они тонули в нашем болоте и как громили их здесь. Понял? Историческое место, памятник. В гражданскую тонули, и в отечественную.
— Ты мне сейчас наговоришь! — обиделся Завхоз. — Тебя послушать, так все не так.
Настасья у печи оглянулась на него и посмотрела с внимательным прищуром. Непоколебимый Видякин достал кисет, свернул цигарку и прикурил.
— Я тебе, Никита Иваныч, вообще не советовал бы эту жалобу посылать, — неожиданно заявил Иван. — Стоит болото пока — вот и пускай стоит. А как приедут да начнут вокруг ямы-канавы рыть? Все соляркой позальют, трактора реветь будут день и ночь. Животному миру тишина требуется, покой, сам же знаешь. И всякое искусственное ему как ножом по горлу… Не посылай жалобу, Никита Иваныч, прошу тебя как человека. Только себе да болоту хуже сделаешь.
— Значит, подписывать не будешь? — сдерживая гнев, спросил Завхоз. — Значит, в стороне хочешь остаться?
— Да не хочу, пойми ты меня! — Видякин постучал в грудь. — Тут другие меры нужны, другой подход к вопросу.
— Я тебя понял, — с тоской проронил Никита Иваныч. — Хочешь, прямо в глаза тебе скажу! Кто ты есть? Обидишься, поди, а? Я недавно Пухову сказал — тот до сих пор не здоровается. Ну?
— Скажи, — невозмутимо бросил Иван. — Меня все знают.
— Ты ведь не болото жалеешь и не журавлей, — Завхоз погрозил пальцем, — у тебя другой интерес. Я понял, чего ты напугался. Ты боишься, что болото и всю тайгу в округе заповедником сделают и тебе охотиться запретят.
— Ты это напрасно, — отмахнулся Видякин. — Я бы рад, если заповедник…
— Рад?! — перебил его Завхоз. — Это ты — рад? Да ты первый враг заповеднику, первый его противник. У тебя заработка не будет на пушнине. А ты вон как размахнулся, глядишь, скоро миллионером станешь!
И Видякин разволновался.
— Ну ты подумай своей головой, Никита Иваныч! Кто станет теперь здесь заповедник открывать? Чего ты мелешь? Сначала леса кругом повырезать, всю флору изгадить, вытоптать, а потом заповедник? Ну где так делается? — Иван чуть успокоился, выдернул топор, ощупал пальцем лезвие. — Темный ты человек, Никита Иваныч, непросвещенный.
1 2 3 4 5 6 7 8