— Так все и ходим по краешку… И правильно: государство доверило — оно и спросит, если что. А еще говорят: о, дескать, торгаши живут! Как сыр в масле катаются. На один день бы такого говоруна в нашу шкуру посадить… Знаешь, обидно… Как начала работать, еще в универмаге, так все и боюсь, боюсь. В штучном отделе, а все равно страшно было…
Илья зашевелился, подобрал ноги.
— Ты бы ушла из магазина, да и все, — проронил он. — Чего бояться-то?.. Мужик твой работал, летчики здорово зарабатывают. Хватило бы…
— Дома сидеть? Спасибо, — отрезала Александра. — С таким же успехом я могла остаться в городе сидеть, чем тащиться в Туруханск… Что бы я теперь делала? Куда пошла?.. А я все-таки сейчас работаю на хорошем месте. Меня все знают и доверяют… Да и сколько Володя зарабатывал? То машина в ремонте, то погода нелетная… И стыдно было б перед ним бездельничать. Он у меня добрый был, мечтатель… — Она подперла голову руками и закрыла глаза. — Что такое Ан-2? Это же почти как твоя «Золотая»… А он мечтал о лайнерах и больших трассах, учиться думал… Еще бы год отработал на Крайнем Севере — послали бы на курсы.
Илье показалось, будто Саша всхлипнула: колыхнулась ее спина, дрогнули руки…
— Он у тебя героем был, — тихо сказал Рогожников, — мужественным героем…
— Не утешай, Илья, — твердо произнесла Александра. — Он был просто невезучим мечтателем. Это же надо! Единственное дерево было на той горе — и он задел именно его!.. Можно было пройти мимо этой березы, ну, в сантиметре от нее, как обычно бывает! Ему — не повезло… — Она тряхнула головой и выпрямилась. — Не напоминай больше о нем, Илья. Мне тяжело… Я была счастлива…
Сковорода шипела, стреляла брызгами масла, и в кубрике потянуло горелым. Рогожников смущенно огляделся и, виновато сутулясь, шагнул к выходу…
С севера ползли тяжелые, низкие тучи, рябилась, чернея, полая туруханская вода. «Золотая» уверенно резала волну, фарватер был чист, «айсберги» больше не попадались.
«Какая она все-таки женщина! — в который раз восхитился Рогожников, громыхая по палубе. — И одинокая… Никто не подсобит, не защитит, случись что!.. Конечно, на такой работе под суд угодить — раз плюнуть. Тут еще я, дурак, хожу ей настроение порчу. В самом деле, поглядишь на человека, который вот-вот сядет, — самому тошно сделается…»
Илья заглянул в рубку. Типсин, облокотившись на штурвал, глядел вперед и чему-то задумчиво улыбался.
— Редуктор щупал? — деловито поинтересовался капитан, скользнув глазами по шкале манометра. — Не греется?
Рулевой покосился на капитана и нехотя бросил:
— Он не баба, чо щупать-то?.. Чего ты мельтешишь? Иди спи. Сказал же — твою вахту отстою…
«Сердится, — подумал Рогожников, — ничего, в другой раз не будешь языком молоть. Только вякни еще что-нибудь про Сашу, я тебе!..»
— Ладно, — сказал капитан. — Стой. На обратном пути я буду… Все равно, чую, мне спать не придется. Не смогу…
Он постоял еще немного в рубке и спустился в машинное. Новенький, блестящий от масла дизель работал ровно и мощно. Ни дребезжания, ни вибрации. В машинном чисто, инструменты прибраны, ни одной лужи масла. Илья, стараясь не выпачкать костюм, заглянул даже в дальний угол, где стояла мотопомпа и сварочный аппарат. Полный ажур. А ведь с начала рейса ни разу не напомнил рулевому сделать приборку! Сам соображает. «Айсбергов» не будет — всю ночь можно идти», — решил капитан и отправился на корму за дровами. Дрова были сложены под днищем моторной лодки, поднятой на палубу, и тщательно укрыты брезентом. Инспекция запрещала перевозить что-либо вне трюма. Но трюмы «Золотой» до отказа набиты товарами, и капитану пришлось нарушать инструкцию.
Илья откинул брезент и стал набирать дрова. А мысли уже помчались туда, в кубрик, где хозяйничала у плиты Саша, жарилась гусятина и наготове, в шкафу, стояла бутылка спирта. Он должен был вернуться сейчас туда и, как вчера, вновь ощутить заботу о нем, радостное удовлетворение от удачного, хоть и последнего рейса. Снова будет тепло, сытно, будет кружиться хмельная голова, мелькать проворные Сашины руки и ее улыбчивые глаза. Это хорошо, что Типсин сам вызвался стоять вахту! Почти всю ночь, до четырех утра, они будут вдвоем с Сашей! И боже мой! Что может произойти за это время? Целая жизнь впереди у капитана! Будет, будет что вспомнить ему о последнем рейсе!.. Молодец Васька, толковый мужик. Все понял. И баржу в порядке держит, чтобы хлопот у Ильи было меньше, и за штурвалом по две вахты стоит. Гуляй, капитан, лови момент!..
Дрова были сухие, звонкие: набей такими печь — никакой мороз не страшен. Рогожников набрал охапку выше головы, с запасом, до утра, хотел было уже подняться и идти, но вдруг свалил поленья и присел, опустив руки… Осязаемо и явственно возник в мыслях серый, почти зимний день на Енисее, большие, прочные забереги и снег, снег… Палубу не обметали и не скалывали лед. Самоходка тащилась в густой от шуги воде, как айсберг, и только вялый дымок курился из черной трубы над кубриком. Потом дрова кончились, а жечь солярку — значит не дойти до Туруханска, вмерзнуть где-нибудь с заглохшим двигателем…
«Если я замерзну, капитан, вам придется отвечать за меня, — прошелестел в ушах Рогожникова голос Лиды. — Какую неделю мы плывем уже? Мне кажется, целую вечность… Все снег, снег… Вы куда меня везете, капитан?» — «В родной Туруханск, — робко отвечал Илья. — Путь у нас один». — «Как страшно, когда всего-навсего один путь! — словно молитву читая, проговорила Лида. — И никуда не свернуть, не повернуть назад…»
Часа три Илья таранил лед, чтобы пробиться к берегу. Корпус гремел, скрипела надстройка, звонко ухал лед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23