Все пьянки — побоку. В квартире — идеальная чистота. И больше никаких конфликтов, отделение милиции я возьму на себя.
Глеб посмотрел Иванову в лицо, усмехнулся:
— И все это — за красивые глазки?
— Нет, брат, повсюду рыночные отношения... Пойдешь ко мне заместителем по оперативной работе? С сохранением звания, выслуги лет и должностного оклада.
— А что ты знаешь обо мне?
— Кое-что знаю. Но возьму, несмотря ни на что. И в кадрах все утрясу, пойдут навстречу.
— Что конкретно?
— Был в «Альфе», уволен за дискредитацию после октябрьских событий.
— Не в «Альфе»... Впрочем, не имеет значения. — Что еще?
— Вы совершили подвиг, спасли тысячи русских людей, блестящих русских офицеров, которые пришли защищать Конституцию. Вы остановили кровавую бойню, которую провоцировало правительство вместе с президентом и так называемой передовой интеллигенцией. Вы показали всему миру, какой силой обладает профессиональный воин. И это со временем будет оценено.
— Спасибо, брат, — Глеб пожал Иванову руку. — Но прости, не пойду.
— Объясни, я пойму.
— Ты сам сказал — я профессиональный вояка.
— Но у тебя же классный опыт оперативной работы, тем более в условиях нелегальности, в тылах противника...
— В том-то и дело, что в тылах противника, а не у себя дома, — отпарировал Головеров.
— А говоришь, ощущение, будто в чужой стране...
— Это только ощущение...
Иванов потер затылок, встал и подал руку:
— Все ясно. Иди уговаривай соседку, если что — звони,
Он оставил рабочий и домашний телефоны, распрощался и ушел. А Глеб сел на его нагретое место и стал думать, что можно продать, чтобы вырученными деньгами расплатиться с соседкой. С пустыми руками идти к ней не следовало. У него была новенькая машина — «Жигули» восьмой модели, стоящие в гараже уже три года в ожидании, когда освободится от службы хозяин. Еще и покататься не успел, так что машину продавать нельзя, гараж тоже нельзя, да и не скоро продашь. А деньги же нужны сегодня... Глеб открыл шкаф и сразу наткнулся на дарственные золотые часы и награды — пригоршню орденов и медалей. Он не знал цен, потому распихал в карманы все свои сокровища и поехал на Старый Арбат.
За одни часы дали больше, чем за два «картавых» — так называли орден Ленина. Глебу было жаль орденов, потому что, продавая их, вспомнил свою давнюю юношескую мечту времен поступления в воздушно-десантное училище: вот он, старый, боевой генерал, собирается на парад и надевает китель, будто в панцирь закованный ровными рядами наград. Он был хорошим солдатом и генералом мечтал стать, да теперь уж никак этой мечте не сбыться, даже до «барашка» на голову не успел дослужиться, а мог бы! Мог! Через год получил бы, а прожил всего — тридцать два...
Дед Мазай почуял беду или неведомым путем узнал, что один из «зайцев» тонет, ни с того ни с сего примчался — его красная «девятка» стояла у подъезда. Глеб обрадовался, махнул на второй этаж, однако у двери генерала не оказалось. Он явился через пару минут, как Глеб вошел в квартиру, — услышал звук открываемой железной двери.
— Что, намокла задница? — заворчал он с порога. — Бултыхаетесь тут в водяре день и ночь... Работу нашел?
— В МИД переводчиками не берут, — доложил весело Головеров. — В «Интурист» рожами не вышли, смущает родословная...
— Куда захотели! В МИД!.. Говорил вам: ищите свою нишу в обществе!
— Ниша у нас одна, дед: рэкет рэкетиров, экспроприация экспроприаторов. Работа для головы и рук.
— Там для вас хорошая ниша оставлена, — генерал осмотрел жилище и плюхнулся в кресло. — И деляны на лесосеках отмерены — за пятнадцать лет не вырубить.
— Сначала пусть попробуют взять.
— Брать вас не станут, перестреляют из-за угла у собственных подъездов. Правых и виноватых — всех на всякий случай. Думай, начальник штаба! Думай!
— Дед, а ведь ты виноват! — возмутился Глеб. — Ты держал нас в черном теле, ты нас изолировал от общества. И мы ему теперь не нужны.
— Я правильно делал! — взорвался генерал Дрыгин. — Потому что я — государственник. И знаю, что для чего существует в этом мире. Такая «Молния» необходима любому режиму в супергосударстве. Любому! И нашим жлобам, если удержатся у власти, это придет в голову... А вам, «зайцы», и не нужно знать, как и чем живет общество. Вы только обязаны обеспечивать его высшие интересы. Как монахи, сидеть и молиться и радеть за свой народ. Вы готовились для поединков. Вы — Осляби и Пересветы!
— Спасибо, отец Сергий, — съязвил Глеб. — Утешил!
Дед Мазай вздохнул, натянул на колене вязаную шапочку, сдобрился:
— Давай, Глеб, давай, короткими перебежками вперед. Ты молодой! Давай!.. Прикрывайте друг друга. Прости, мне нечем вас прикрыть, патроны кончились.
От его слов почему-то пахнуло пороховым дымом. У сладковато-душного этого запаха было одно замечательное качество, открытое Глебом еще в первой операции: он обладал наркотическими свойствами, притуплял чувство страха и в какой-то степени даже веселил. Особенно ярко это ощущалось, когда бой шел в здании и дым накапливался в коридорах и на лестничных клетках до какой-то особой кондиции. Легкий аромат его казался пустым и летучим; перенасыщенный же запах напоминал уже запах свежей крови...
— Меня тут пригласили бороться с организованной преступностью, — сообщил Головеров. — Я отказался...
— Почему? Ну почему вы от милиции нос воротите?
— Да тут другое... Надо же привыкнуть, сделать движение. Помнишь, как ты первый раз объяснялся в любви? Рот откроешь — слова не идут.
— Кто про что — вшивый про баню, — вздохнул генерал. — Кстати, о птичках, я тут разведку провел без тебя, почти все уладил с соседкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26