Ничто, даже неограниченная власть над великой мировой империей с десятками заморских провинций, сотнями подданных или зависимых стран и миллионами граждан, не вздымала до того высочайшего чувства единения с всевышним, что он испытывал, непосредственно управляя даже небольшим войском на поле битвы. И такое единение происходило не в тот час, когда сшибаются две стены, проникая друг в друга и вскипая кроваво-красной пеной, а в момент его предощущения, когда он сам становился богом и простым движением жезла мог сократить миг между жизнью и смертью, или, напротив, растянуть его по времени, вкушать из мощного освежающего потока или жадно и рачительно пить по капле, как путник в безводной пустыне. Что великое, несущее пресыщение, что малое, еще более разжигающее жажду, одинаково взращивало его до размеров колосса; он слышал и чувствовал, как трещит и увеличивается плоть, раздаваясь вширь и поднимаясь вверх настолько, что замирал дух и взор, брошенный вниз, кружил голову.
И нельзя было подняться ни выше, ни ниже, а только до точки, угаданной тонким чутьем опытного ратника, дабы не потерять равновесия, и уже оттуда, уподобясь горному обвалу, свергнуться на противника, вложив в первый удар всю силу и мощь.
Он считал, что в этот миг в него вселяется если не сам Митра, то его божественный дух.
Ожидая, когда начнется перевоплощение, он терял счет времени и различал лишь день и ночь, не пил воды, не вкушал пищи и окружающая жизнь текла мимо, словно река на дне глубокого ущелья — он прислушивался только к своему состоянию, в себя же устремлял взор. Ни один смертный не ведал, что происходит с императором, однако приближенные угадывали его состояние и ничем не тревожили, и несчастен был тот, кто по недомыслию отвлек бы его хотя б на мгновение.
И таковым оказался не тупой префект Друз или своенравный консул Эмилий, а философ и астролог Марк Сирийский, вдруг ворвавшийся в шатер.
— Император! Пришел час испытаний! Господь требует жертв!
Варий ощутил непомерную тяжесть на себе, словно его живого засыпали землей. Первую минуту он молчал, не в силах пошевелить языком.
— Послушай меня, августейший! Мне выпала миссия спасти тебя! Вставай и иди за мной!
— Ты нарушил мою молитву, — медленно и тихо произнес император.
— Я глупец, невежда! — возбужденный и оттого неузнаваемый понтифик сокрушенно бил себя по голове. — Но господь избрал меня, чтоб я провел тебя по пути испытаний!
— Где мои легионы?
— Они выстраиваются в боевые порядки там, где ты указал! Но они не спасут тебя! Нам следует бежать в Галлию, пока не началось сражение!
— Бежать?..
— Августейший, убей меня или прогони! — понтифик пал на колени. — Я не достоин быть рядом с тобой, о, великий и всемогущий! Или ступай за мной!
Еще недавно умиротворенный и благолепный, сейчас он напоминал безумца.
— Слышишь ли ты свои слова, презренный раб?
— Слышу тяжелую поступь атланта!
— Я велел тебе молиться!
— И я молился! Господь велел спасти тебя!
— Мои воины тоже охвачены паникой?
— Нет, они полны решимости!.. Потому что не знают, не видят, что произойдет всего через несколько часов.
— А что произойдет?
— Легионы падут. На мертвых лицах твоих воинов отразится ужас!
Варий поднял жезл, коим управлял войсками, и опустил на голову философа. И в тот же миг неведомая сила, скомкав верх шатра, сорвала его, будто малую тряпицу, и император заслонился рукой…
2
Хорс несло на камни и страдали от жалости варяжьи мореходные души, и ликовали от восторга: когда корабль взносило на гребень волны, под козырьком багрово-черной грозовой тучи ватажники видели очертания острова Вящеславы. И устье глубокого залива было гостеприимно распахнуто, но хорс сносило в сторону, где скалистый берег заканчивался длинной грядой, далеко уходящей на восток.
Двадцать семь долгих месяцев варяжское посольство рыскало в полунощных водах Арварского моря в поисках острова, на котором Ладомил спрятал свою дочь Краснозору. Островов, оставшихся от погибшего материка Арвара — Родины Богов, было множество: низких, песчаных, без единого деревца, где и младенца не спрячешь, каменных и мшистых, где по берегам белел плавник, а то встречались и скальные, высокие, где под прикрытием гор, возле горячих источников буйствовала древняя, еще Былых времен, зелень; на некоторых клочках суши в бурном море еще теплилась жизнь в виде оленьих стад, пожелтевших на солнце одиноких белых медведей, линяющих песцов, и яркие, разноцветные, ныне живущие в полуденных странах птицы встречались возле парящих, горячих озер. На одном из таких теплых островков ватажники обнаружили даже людей — рабов с разбившейся галеры, унесенной бурей из Великого океана. Эти несчастные жалкие существа жили в сплетенных из веток шалашах и при появлении варягов, словно дикие зверьки, в тот час же попрятались в высокой траве.
Много чего повидали ватажники в Арварском море — только не нашли ни поленицы Краснозоры, и ни единого вольного человека.
На седьмой день Праста месяца, когда варяги, услышав в Кладовесте молву о возвращении Космомысла, уж было собрались повернуть к материковым берегам, и возник на окоеме этот крохотный островок, оставшийся от Родины Богов. Стоило ватажникам повернуть хорс к высокой, горбатой скале, выступающей из моря, как поднялась буря и теперь на пути то поднимался из пучины, то накрывался волнами росчерк изломанной каменной гряды, которой заканчивалась восточная оконечность острова.
Посольство не испытывало ни страха, ни паники, ловкие ватажники опустили внутрь корабля стальные забрала, дабы остановить его стучащее сердце и ток живой живицы, но это ничуть не помогло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11