– Заходи же, Эва! Привезла картину?
– Ты упадешь в обморок.
– Такого со мной не бывает.
Они распаковали картину и прислонили ее к стене.
– Господи!
Майя потеряла дар речи; она внимательно смотрела на картину.
– Да уж, должна тебе сказать… Действительно что-то особенное. Она как-то называется?
– Нет, ты что, с ума сошла?
– А что?
– Если я ее как-то назову, значит, я за тебя решу, что ты должна увидеть, а я не хочу. Ты можешь посмотреть на нее сама и сказать мне, что ты видишь. А я тебе потом отвечу.
Майя надолго задумалась и, наконец, сказала:
– Это удар молнии. Вот что это такое.
– Да, неплохо. Понимаю, что ты имеешь в виду, но я вижу в ней и кое-что другое. Землю, которая потрескалась после землетрясения. Или реку, которая бежит через город ночью, при свете луны. Или же раскаленную лаву, которая стекает вниз по обугленной равнине. А завтра, может быть, ты увидишь еще что-нибудь. То есть, я хочу сказать, мне бы этого хотелось. В том, что касается искусства, тебе надо освободиться от многих стереотипов, Майя.
– Я настаиваю на ударе молнии. Мне не нравится, когда вещи меняются и превращаются во что-то другое. А вот тебе предстоит кое от чего избавиться, подруга. Я привела в порядок свободную комнату, пойди и посмотри. Ты что-нибудь ела?
– Только пила.
– Ты хуже младенца, тебя надо кормить. Если я сделаю бутерброд, сможешь прожевать сама?
Она потащила Эву за собой вглубь квартиры. Комната была выдержана в красных тонах: много плюша и бархата и тяжелые, темные шторы.
Кровать, застланная покрывалом с золотой бахромой, казалась бесконечной. На полулежал толстый красно-черный ковер, ноги проваливались в него – такой он был мягкий.
– Это теперь твои цвета, – сказала Майя решительно. – И у меня для тебя есть красный халат, который легко расстегивается. Из тонкого бархата. Вот здесь, – она прошла в глубину комнаты и отодвинула занавеску, – маленькая ванная с раковиной и душем.
Эва заглянула за занавеску.
– Ты можешь здесь работать, пока я в своем Кризисном центре. Я сделала тебе ключ. Пошли, тебе надо поесть.
– Ты что, все это устроила сегодня?
– Да. А ты чем занималась?
– Спала.
– Значит, можешь поработать до позднего вечера.
– Да нет же, господи, я еще не знаю… Если я вообще наберусь смелости… В общем, я решила, что на первый раз хватит одного. Слушай, – спросила она нервно, – а много попадается неприятных типов?
– Да нет же.
– Но бывает, что кто-то говорит что-то неприятное или делает какую-нибудь гадость?
– Нет.
– А ты не боишься? Одна, с незнакомыми мужиками, вечер за вечером?
– Это они боятся, потому что у них совесть нечиста. Они вынуждены врать, чтобы уйти из дома, и урывают деньги из семейного бюджета, чтобы заплатить мне. Ходить к шлюхам сегодня – это что-то совершенно немыслимое. А в прежние времена тебя не считали настоящим мужчиной, если ты не захаживал в публичный дом. Да нет же, я ничего не боюсь. Я профессионал.
Эва вонзила зубы в бутерброд и принялась медленно жевать. Тунец с лимоном и майонезом.
– А часто они просят тебя сделать что-то особенное?
– Нет, редко. Сама знаешь, слухами земля полнится, и еще до того, как прийти ко мне в первый раз, они получают всю необходимую информацию.
Она открыла бутылку колы и долго пила.
– Они знают, что я шлюха приличная и что о всяких сексуальных фокусах не может быть и речи. Почти все, кто сюда ходит, – мои постоянные клиенты. Они знают, что можно, а что нельзя, и где проходит граница. Если им придет в голову какая-нибудь глупость, они не смогут больше сюда приходить. Так что предпочитают не рисковать.
Она слегка отрыгнула.
– А пьяные приходят?
– Да, в подпитии, но не в стельку. Многие приходят прямо из пивной – тут, через улицу, из «Королевского оружия». А другие заявляются в обед, в костюме и с «дипломатом».
– А бывает, что они отказываются платить?
– Мне такие никогда не попадались.
– А тебя били?
– Нет.
– Не знаю, хватит ли у меня смелости…
– О чем ты говоришь!
– Ну, не знаю, я слышала много историй…
– Мужчины приходят в ярость, когда не получают то, что им хочется, правда?
– Да.
– Они приходят сюда, чтобы купить то, что им надо, и они это покупают. И у них нет никаких причин поднимать шум. И вообще: что дурного в том, если люди переспят друг с другом?
– Да нет. Если не считать того, что многие из них наверняка женаты, у них дети и все прочее.
– Конечно. Они приходят именно потому, что им чего-то не хватает. Мужья и жены не так уж часто спят друг с другом.
– Мы с Юстейном спали.
– Ну, это в начале. А через десять лет?
Эва покраснела.
– А может быть, – продолжала Майя, – ты думаешь, что мы, девушки, должны себя блюсти и ждать большую любовь? Ты веришь в большую любовь, Эва?
– Разумеется, нет.
Она отпила колы.
– А в тебя кто-то из них влюблялся?
– О да! Особенно молодняк. Я им вообще очень нравлюсь, поэтому я стараюсь для них сделать что-то особенное. Вот, например, весной у меня был один молодой человек с потрясающим именем – у его семьи французские и испанские корни. Жан Лука Кордова. Правда, потрясно? Подумай, если бы у тебя было такое имечко, – задумчиво сказала она. – Даже хочется сходить замуж, только чтобы получить такую фамилию, правда? И потом еще Йеран, я его никогда не забуду. Он был девственник, мне пришлось его всему учить. И он был так мне благодарен! Не так-то просто оставаться девственником в двадцать пять лет, да еще если работаешь в полиции. Ему, наверное, потребовалось немалое мужество, чтобы прийти сюда.
Эва доела бутерброд, запила колой и откинула волосы с лица.
– А вы беседуете о чем-нибудь?
– Да так, можем перекинуться парой слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88