раз меня не любит, значит, любит другого. Плюс разные мелочи интимного свойства. Не чувствуя ответной любви, Саша решил, что он ее не удовлетворяет, и стал на эту тему раскручивать. А она однажды возьми да ляпни: «Нет, дольше не надо, тогда выходит механически. И длина нормальная. Вот если б чуть толще…» Ну, этот дурень и заключил — коли так, ей есть с чем сравнивать. Точнее — с кем. А окрест никого, кроме Никиты, который подваливал к Лене и подначивал Сашу, вот подозрение на него и пало.
Если я для Саши не собеседник, а слушатель, то и Саша для меня тоже не собеседник, но экспонат, по которому можно изучать механизм ревности, которую сам никогда не испытывал — не ревновать же к Зевсу! Что касаемо прочих, то от бабы не убудет, если она даст еще кому на стороне, — главное, чтоб нам с ней хорошо вдвоем. Пусть втроем — без разницы. Что удивляет, так это формализм мужской ревнос-. ти: сколько переживаний из-за физической измены, а из-за душевной, эмоциональной — никаких! Тот же Саша наверняка предпочел бы, чтоб она в кого втюрилась, но сохранила ему физическую верность — физической измене, пусть даже случайной и единичной. Да мало ли — хоть спьяну. Либо по лени. Или из любопытства. Да хоть со скуки.
Саша любит ее, какой она была когда-то. Или никогда не была — одна игра его воображения. Любит ее, как часть себя, а не саму по себе. И разрыв между двумя этими Ленами все больше и больше, словно одна уже умерла, а другая ее подменила. Он свыкся с ее смертью еще при ее жизни, а задушив, мысленно воскресил, но не настоящую, а ту, что вообразил в идеальном, так сказать, состоянии.
Непосредственным поводом к убийству была вовсе не ревность, а очередная склока. Саша приходил в отчаяние из-за семейных скандалов — так непохожа была скандальная Лена на Лену, в которую он был влюблен. Для нее скандалы отдушина, а для него — конец света. Словно бы одна Лена подменила другую Лену, выдавая подделку за оригинал. Вот он и задушил самозванку, а увидев мертвой, признал в ней прежнюю либо вымышленную и воспылал страстью. Лена погибла за измену, но не Саше, а самой себе, собственному изначальному образу, который вернулся к ней мертвой. Его послушать — он ее придушил из гуманных соображений, акт милосердия, эутаназия, убийство как разновидность любви! Нет то, о чем он поведал мне, не обычный случай труположства — она была для него не труп, а живая, и он ласкал ее, как живую, и взял, как живую, а кончить не посмел сбежал в ванную. Надругательство над трупом? Никогда! Что сказать тогда о поцелуе, которым принц оживляет спящую царевну? По сокровенной сути, некрофильство есть попытка реанимации мертвеца с помощью сексуальной терапии. Мне ли это не знать, когда я чуть не придушил Галю, но вовремя переключил одну страсть на другую и трахнул ее, пока она была в отключке. Если б не секс, от нее бы сейчас один скелет остался (тело сгнивает, как известно, за восемнадцать месяцев).
Пытаюсь упорядочить Сашину бредятину, придать сумбуру его памяти хоть какие-то разумные очертания, хотя, наверное, зря. Пусть остается как есть: поэт, романтик, душегуб, идеалист, некрофил, шизоид. С Сашей все более-менее ясно, а как со мной?
Два психа, пусть и с разными отклонениями? Один — параноик, другой маниакально-депрессивный псих? Мы были отправлены — каждый по отдельности, понятно, — на психиатрическое обследование семью ведущими специалистами (один с мировым именем). Из них двое признали Сашу вменяемым, несущим ответственность за содеянное, пусть и в состоянии аффекта, а пятеро, включая мировое светило, невменяемым. Поразительно другое: в моем случае консилиум медиков вынес единогласное решение: паранойя, с ограниченной ответственностью за свои поступки. Мне б радоваться, а мне обидно: это что ж, они мой перфо-манс приняли за паранойю, либо я действительно параноик, независимо от симуляции, и сама симуляция — часть моей паранойи? А как же тогда быть с Пигмалионом? И почему сходить с ума по мешку с костями и дерьмом, как с отвращением определял женщину средневековый агеласт, — это о'кей а боготворить очищенный от земной скверны идеальный образ — безумие? Прокуратура добилась, правда, контрэкспертизы наших умственных способностей. Голоса на этот раз сошлись на Саше — он порядком сдал, и разделились на мне: трое сочли меня симулянтом, а четверо больным/Судья оставил прежнее заключение в силе. Разрешите все-таки не согласиться, господа медики.
Саша действительно умственно деградирует на глазах, все больше отрываясь от детерминированной реальности и витая в облаках: Алиса в Зазеркалье, где нет ни причин, ни следствий, ни земного притяжения, ни времени, ни смерти, ни х…, - вот кто он! А чего стоит его реченедержание, когда раньше был нем как рыба, экономя слова на стихи, которые теперь перестал сочинять вовсе? Я, наоборот, симулировав два года назад шиза, дабы избежать вышки, прихожу постепенно в себя, излечиваясь от своей страсти и лишаясь жизненного содержания. Что ж получается? Что напрасно прожил четверть века, начиная с первой свиданки, школьником, в Эрмитаже, первый в жизни оргазм и прочее? Выходит, и Никита отдал жизнь, считай, ни за что? Не то чтоб жаль, сам доигрался, и Саша уверен, что по заслугам, но лучше б тогда Саша его и кончил, ему все равно — семь бед, один ответ. А я б спокойно себе ишачил в Метрополитен, а кто знает — может, и на Острове. Это я сам предложил Наджи «Данаю» в качестве моего приданого, а он и так бы меня взял наверное. Только на кой мне его Остров без «Данаи», которую прибило когда-то туда в ящике вместе с младенчиком, и я хотел возвратить ее домой и быть при ней вечным стражем и верным мужем, чтоб замкнуть круг ее великой судьбы и моей потаенной страсти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67