Пришлось вертаться на Васин остров.
9. В САМОМ СЕБЕ, КАК ЗМЕЙ, ТАЯСЬ…
Так и не понял, чего это Галя в таком напряге: из-за смерти Никиты или из-за того, что Сашу все еще мурыжат и неизвестно, когда выпустят (если выпустят)? Вряд ли все-таки из-за меня, хоть я и догадывался, что ей не очень по себе в моем присутствии. Или она тоже меня подозревает? Ничего, стерпится слюбится. Не было еще случая с тех пор, как первый раз дала, чтоб она мне отказала. Покочевряжилась для порядка, но в конце концов сделались, хоть она все время поглядывала на дверь и такую подо мной устроила пляску святого Витта, чтоб только я скорее кончил. Егоза! Вот я и кончил, не успев войти во вкус. Это был акт не любви, а физкультуры. И ненависти: взаимной.
— Не надейся — так скоро он не появится, — рассердился я, залезая обратно в джинсы, и как раз в это время услышал, как поворачивается ключ в замке. Мы быстро привели себя в порядок, но думаю, что если б даже Саша нас застукал, вряд ли обратил внимание. Жаль, что не застукал: Сашино равнодушие к Гале — моя ей месть не знаю за что. Хотя догадываюсь.
— Пытали? — пошутил я. И тут же успокоил его: — Я вот тоже среди подозреваемых.
— Если б не твоя телеграмма, они бы его до сих пор не хватились.
— Ну вот — опять я виноват! Хватились бы — мастерская была под колпаком. Днем раньше, днем позже. А от тебя чего хотели? У тебя же алиби.
— На убийство Никиты, но не на убийство Лены. А они теперь, в связи с новым убийством, заинтересовались прежним. По второму кругу. — И Саша вздохнул.
— На убийство Лены алиби у Никиты. Галя, а может, ты и мне какое алиби подбросишь по старой дружбе?
— У тебя и так есть алиби: тебя не было здесь в обоих случаях.
— А что, если нам самим заняться расследованием? — предложил я. — С условием, конечно, что ничего не выйдет за эти стены, если только они без ушей. Одной лишь истины ради?
Оба на меня как-то странно смотрели.
— Что вылупились? Или вы и так все знаете, а мне мозги пудрите? Давно подозреваю, что я здесь один хожу в пелках. Или друг дружке вы тоже голову заморочили? Так как — устроим день без вранья? Обещаю: тоже выложусь. За мной не заржавеет. И у меня есть кое-что в закромах. Поехали?
— Кто ты такой, чтоб устраивать нам допрос? — Это Галя.
— Не я вам, а мы — друг другу. Перекрестный допрос.
— Допрос с пристрастием, — сказала Галя, и мне показалось, что она так противится вовсе не из-за себя.
— Что ты хочешь знать? — Это Саша.
— Что мы хотим знать? — уточнил я. — Прежде всего — кто убийца? Или убийцы? Это, думаю, главное. Если мы это знаем. Если убийцы — среди нас, а не с улицы. Я бы не исключал из черного списка покойника. Нет, он, конечно, не мог сам себя кокнуть, но Лену… Я ее никак не мог убить — находясь за океаном. Никита не мог убить самого себя. Все остальные на подозрении. Включая Галю. Даже если мы не выясним всю истину, то приблизимся к ней. Если не решимся сказать правду про себя, то давайте хоть поделимся подозрениями друг на друга. Кого ты подозреваешь в убийстве Лены? — Это я к Саше.
Он взглянул на Галю, словно прося у нее совета, но Галя никак не отреагировала на его молчаливую просьбу, если это действительно была просьба мог и присочинить, у меня воображение работает иногда на крутых оборотах, минуя реальность. Но что точно: Галя была ему нянька, невостребованное материнство она опрокинула на это великовозрастное дитя.
— Тебе не обязательно отвечать, — сказала она Саше, но он ее не послушался.
— Покойника, — сказал он, вдруг решившись. Я чувствовал, каких это ему стоило усилий.
— А он — тебя. — И, чтоб его успокоить, добавил: — Подозревал. Теперь ты у него вне подозрений. Никто почему-то не рассмеялся.
— Если б не он, она была бы жива, — добавил Саша убежденно.
— А ты? — Это я к Гале.
— Проехали, — ушла она от ответа. — А ты сам?
— Сначала думал на Сашу. В таких случаях муж всегда на подозрении, по схеме «Отелло — Дездемона». Но потом, поглядев на Сашу, решил, что он на такое не способен: ни морально, ни душевно, никак. Рука б не поднялась. Кто угодно только не он. Вот и решил, что Никита. Ваш семейный союз был для него непереносим. Не знаю даже, был ли он в Лену влюблен. Скорее — навязчивая идея. Лена его волновала не сама по себе, а как твоя жена. Он ухитрился доказать самому себе, что человек ничтожен ввиду его смертности, перед лицом небытия, что личность — фикция, а усилия индивидуума — суета и тщета, и единственное тому опровержение была только твоя, Саша, любовь к Лене, ее вычлененность из мира самок. Вот он и задумал увести ее от тебя, а когда не вышло — устранить физически.
— Усложняешь, — сказала Галя, которую, похоже, раздражали мои разглагольствования о Сашиной любви.
— Упрощаешь, — сказал Саша.
— Не упрощаю и не усложняю, а вытягиваю рациональную концепцию из клубка эмоций.
— Ты думаешь, он ее убил ради своей концепций? — спросила Галя.
Я чуть не поперхнулся от возмущения:
— Он ее не убивал! Ты знаешь не хуже меня. Нечего строить из себя целку!
— О чем ты? — спросил Саша.
— А о том, что из-за этого все-таки не убивают. Чтобы подогнать концепцию к реальности. Скорее кончают жизнь самоубийством, а не убивают. В Тбилиси у меня была пропасть свободного времени. Плюс кромешное одиночество. Два условия для интенсивного мыслительного процесса. А главное — прямое доказательство его невиновности, которое я вам еще предъявлю. Короче, я пришел к иному выводу.
Согласно сценическим правилам, выдержал паузу. Вот Галю и прорвало:
— И теперь думаешь на меня?
— Да. Путем отсева других кандидатов. Ни Саша, ни Никита на убийство женщины не способны. Бомж отпадает по теории вероятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67