— Она больших денег стоит… Пять тысяч… долларов…Я непроизвольно присвистнул. Аппетит у хирургов был чрезмерным. Что им по нынешним временам клятва Гиппократа, когда во вроде бы цивилизованном обществе вновь, как в животном мире, воцарился биологический закон естественного отбора? А посему выживать должен сильнейший. То есть богатый. Есть деньги — живи, нет — помирай.— У меня только две тысячи… — продолжала всхлипывать Люся.—Вы не займете еще три?Я молчал, глядя в сторону. Моих двухсот долларов оказалось не просто маловато, а смехотворно мало.— Умрет ведь… — потерянно протянула Люся.— Разве Еся не поможет? — тихо спросил я и почувствовал, что краснею. Тоже, называется, нашел выход.— А что Еся? — Люся безнадежно махнула рукой. — Еся, как всегда, был в своем амплуа… «Понимаешь, Люсечка, я бы Владику на опе'ацию с до'огой душой и десять тысяч дал, да нет сейчас у мине…» — с горькой усмешкой передразнила она владельца погребка.— Плохо дело… — покачал я головой и честно признался: — А у меня только двести долларов. Все мои сбережения.Сказал, словно гордиев узел разрубил. И будто гора с плеч свалилась.Ни тени недоверия не мелькнуло на лице Люси. Она понимающе закивала, и вновь по щекам побежали слезы.— Я почему-то так и думала… — безотрадно прошептала она. Сил, чтобы вытереть слезы, у нее уже не было.У меня не нашлось слов утешения. Да и что можно сказать в таком случае — авось обойдется? Не та ситуация…Тягостное молчание прервал вошедший в палату врач. Вошел по-хозяйски, широко распахнув двери, быстрым шагом. Молодой, крепко сбитый, розовощекий, в хорошо выглаженном белом халате и накрахмаленном колпаке.— Здравствуйте, — обратился он ко мне, не вынимая рук из карманов халата. — Вы из милиции?От его фигуры, позы, манеры говорить сквозило непоколебимой не по годам уверенностью опытного хирурга. Такому доктору даже абсолютно здоровый человек без колебаний доверит резекцию собственного желудка. На всякий случай, так сказать, в качестве превентивной меры — уж очень располагает прямота голубых глаз.Я покачал головой. Такому не соврешь, да и к чему? В палату я уже проник.— Нет.—Как?—удивился врач.—Сестра-хозяйка сказала…Он оглянулся на открытую дверь, в проем которой заглядывала симпатичная медсестра, встретившая меня у входа в отделение.— Это она решила, что из милиции, — сказал я. — А я ни стал разубеждать.Лицо врача посуровело. Он вынул руки из карманов, и я увидел громадные кулаки. Ну почему все хирурги так похожи на мясников? Поставь их рядом — не различишь.— Значит, вы обманом проникли в палату? — не спросил, а констатировал он и резко закончил: — Посторонним у нас находиться не положено.Сказал как отрубил. Похоже, ему что со скальпелем у операционного стола стоять, что у мясного прилавка топором махать — все едино.Во мне вдруг взыграло самолюбие. Но взыграло не просто так, безосновательно. Откуда-то появилась уверенность, что к вечеру у меня будут деньги, и я оплачу операцию. Рыжая Харя, что ли, в голове покопалась и подсказала?— Понятно, — кивнул я. — Но если посторонним находиться не положено, кто тогда оплатит операцию?Врач опять преобразился. Сколько метаморфоз за считанные минуты! Черты лица смягчились, он располагающе улыбнулся.— Лидочка, прикройте, пожалуйста, дверь, сквозит, — обернулся он к медсестре и, когда дверь закрылась, продолжил, вновь изменив выражение лица на сочувственно скорбное: — Если не провести операцию сегодня, можем опоздать.— Летальный исход?— Нет, зачем же, — спокойно возразил он. — В любом случае мы сделаем все возможное, чтобы пациент остался жив. Но без операции он может оказаться парализованным, и мы не гарантируем, что в полной мере восстановятся умственные способности. Кроме того…Объяснял врач возможные последствия лечения без оперативного вмешательства обстоятельно, вдумчиво и весьма доходчиво. Вместе с тем настолько завораживающе, что я практически не улавливал смысла, зато помимо воли росла твердая убежденность, что операцию просто-таки необходимо оплатить. Немедленно! Рука сама потянулась к карману, и если бы там была нужная сумма, я бы без лишних слов ее отдал и долго потом благодарил врача за согласие провести операцию.— Оплата в восемь вечера вас устроит? — прервал я терминологические объяснения молодого врача, с трудом стряхнув с сознания обволакивающее наваждение его речи.Он осекся, но сориентировался мгновенно.— Да. В таком случае мы начнем готовить пациента к операции на двадцать один час.Врач кивнул на прощание и таким же твердым, хозяйским шагом удалился из палаты. Весьма деловой молодой человек. Удивительно, как он умудряется совмещать нейрохирургическую практику с бизнесом. Мне всегда казалось, что интеллигенция и бизнес — вещи несовместимые. У меня, например, так никогда не получалось — чаще сумму называл клиент, а мне оставалось лишь соглашаться.
— Роман… — услышал я сдавленный голос Люси. — У вас же денег нет… Где вы их возьмете?Люся сидела на стуле и смотрела на меня во все глаза. Страх, недоверие и в то же время надежда плескались в ее взгляде. Красивые, надо сказать, оказались у нее глаза — большие, зеленовато-карие. И как я раньше в погребке не заметил? Впрочем, я на женщин обычно не заглядываюсь, да и она на меня в погребке т а к не смотрела. У официанток вообще Привычка — посетителям в глаза не смотреть, чтобы не вообразили чего.Непроизвольно я окинул взглядом ее фигуру. Хорошенькая, во всем хорошенькая девочка. И телом, и душой. Повезло Владику — вон как за него переживает. Честно скажу, в этот момент я остро позавидовал бармену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14