— Андрей умней нас, — кивнул я на пустое место рядом со своим лотком. — Сидит себе дома в тепле да уюте...
Андрей Осокин работал в стеклодувной мастерской химического факультета университета. Платили ему гроши, поэтому он подрабатывал, выдувая стеклянные шары с зимним садом внутри. Красиво получалось, многие покупали детишкам на забаву.
— Андрея больше не будет, — вздохнул Мирон.
— В каком смысле? — настороженно поинтересовался я. Возраст у нас вроде бы еще не «переходный», но по-всякому бывает... — Заболел?
Мирон недоуменно посмотрел на меня, затем до него дошла двусмысленность собственной фразы. Он криво усмехнулся.
— Жив-здоров, но здесь теперь долго не будет показываться. Повезло мужику, получил серьезный заказ — стеклянные глаза делает. Первая партия — тысяча пар.
— Для инвалидов, что ли?
— Вряд ли. Одноглазым стеклянные глаза делают поштучно, а слепым они не нужны. Точно не знаю, но, думаю, заказ оплачивает какая-то туристическая фирма. У кого деньги есть, сейчас ездят на сафари, охотятся на львов и крокодилов, а когда возвращаются домой, заказывают чучела. И платят таксидермистам хорошо, даже Андрюхе за пару глаз отстегивают по сто долларов.
— Да уж... — завистливо вздохнул я. — Действительно, повезло Андрюхе...
Тут-то покупатель и появился. А я настолько ушел в себя, что не заметил, откуда он возник перед моим лотком. Грузный, в длиннополом, до пят, мятом пальто, поношенной меховой ушанке и огромных очках с темными оптическими стеклами. Рот от мороза прикрывал шарф, и наружу торчал лишь большой, почти как у Мирона, нос. Нос был бледный, нездорового желтоватого цвета, будто отмороженный. Бомж не бомж — не поймешь.
Он протянул руку в черной перчатке, взял с лотка Буратино, поднял за ниточку и подергал. Буратино запрыгал в воздухе, показал двумя ладонями покупателю «нос» и мерзко рассмеялся, переходя с грубого баса на дискант:
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи...
Немудреные для марионетки движения и звуки, но на покупателей производят впечатление. Особенно показушный смех.
— Сколько? — глухим голосом из-под шарфа спросил покупатель.
— Триста, — назвал я минимальную цену. Если передо мной бомж, то и такая цена для него запредельная.
— Рублей?
— Долларов, — опередив меня с моей честностью, ехидно заметил Мирон.
Покупатель, не снимая перчаток, залез в карман, долго копался, наконец извлек пачку долларов. Непослушными то ли от мороза, то ли оттого, что в перчатках, пальцами, отсчитал три сотенные купюры и протянул мне. Затем взял с лотка Буратино, сунул в карман и побрел по аллее, заметая полами пальто снег.
Мы с Мироном застыли соляными столбами, глядя вслед по-сумасшедшему щедрому покупателю, пока он не скрылся с глаз. Все получилось, как в анекдоте о «новых русских». Кто бы рассказал — не поверил.
— Может, доллары фальшивые? — очнулся первым Мирон.
Я почувствовал, что пальцы, сжимавшие купюры, закоченели, и протянул деньги Мирону.
— Посмотри.
Он стащил с рук меховые рукавицы, взял купюры, потер между пальцами, посмотрел на свет:
— Вроде настоящие... Ну тебе везет! Такое дело обмыть надо.
Мирон снова достал бутылку, плеснул, теперь уже не скупясь, в стакан. И когда я выпил, то понял причину его щедрости.
— Как думаешь, мне комиссионные полагаются? — вкрадчиво поинтересовался он.
Я подул на закоченевшие пальцы, подумал и согласился. Мирон не раз меня выручал, да и прав он — если бы не его ехидство, пришлось бы довольствоваться тремястами рублями, а не тремястами долларами. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
— Дистрибьютора устроят десять процентов?
— Обижаешь, начальник!
Я не стал торговаться.
— Хорошо, пятьдесят долларов.
— Лады! — повеселел Мирон и вернул мне две сотенные — Сдача рублями устроит?
— Можно и тугриками, — пошутил я, — но рублями лучше.
На «сдачу» у Мирона нашлось только четыреста рублей. Прав я оказался в своем предположении о его финансовой состоятельности.
— Остальные завтра, — заверил он — Разменяю в обменном пункте, тогда и отдам.
— Завтра так завтра, — согласился я. — Или послезавтра. Если мороз не спадет, то я здесь не появлюсь.
— А вдруг щедрый покупатель снова появится? — не преминул съехидничать Мирон.
— Такое случается раз в жизни, — резонно возразил я, непроизвольно оглянулся, и сердце у меня екнуло.
Покупатель возвращался, неся в правой руке большой полиэтиленовый пакет.
«Сейчас деньги назад требовать будет...» — с тоской пронеслось в голове.
Он подошел к лотку, остановился и посмотрел на меня сквозь темные стекла очков. Линзы были настолько выпуклыми, что создавалось впечатление, будто это глаза.
— А куклу на заказ можете сделать? — глухо спросил он.
— Могем. — С души словно камень упал, и я повеселел. С губ чуть не сорвалось: «Мы и гробы могем...» — но я вовремя прикусил язык. С такими покупателями лучше не шутить, тем более вид у него такой, что самое время подумывать о загробной жизни. — Любую куклу по желанию клиента!
— Мне такую же... Гм... Буратино. Но чуть побольше. И чтоб ладошки не сплошные, а пальчики двигались.
Первый раз я не уловил, но сейчас в глухом голосе покупателя послышался легкий акцент. Московский выговор, как у дикторов столичных телевизионных каналов.
— Можно и с пальчиками, — кивнул я, — но это будет дороже.
— Понятное дело, — согласился покупатель и протянул мне пакет. — Из этого материала...
Я взял пакет, заглянул. В пакете лежало обыкновенное полено и небольшой бумажный сверточек.
— Получится?
— Почему не получится? Сделаем. На когда?
Он подумал:
— На вчера.
Я хмыкнул и покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13