Ана словно ничего не заметила. Словно ничего не произошло. Словно в этом мире были только они, только двое. Она и Крон.
- Я ждала тебя, Гелюций, - прошептала она и перешагнула через неподвижно лежащего воина.
Крон вздрогнул. Ему показалось, что под ее ногами вверх лицом лежит не здоровенный детина-воин, распахнувший в судорожном немом крике рот, а сенатор Бурстий. И она перешагнула через его труп.
Он попятился.
- Гелюций.
Лицо Аны улыбалось, светилось радостью, звало; лучились и звали к себе глаза.
И тогда Крон повернулся и сломя голову побежал прочь.
Только поздней ночью Крон вернулся в город. Над улицами стелился дым пожарищ, в отсвете пламени мелькали тени, слышались крики отчаяния и ликования - пьяный разгул победителей охватил весь город. Возле самой виллы сенатор наткнулся на два трупа: стражника и легионера. Расположение тел создавало впечатление, что погибли они в схватке между собой - трупов рабов рядом не было. Откуда-то из глубины виллы слышался хохот победителей, пьяные выкрики, треск ломаемой мебели, грохот сдираемых со стен украшений. Крон почувствовал отвращение к самому себе. Тоже мне, Марк Антоний! Побежал к своей Клеопатре, бросив всех и все…
Он ступил на порог. Во всех комнатах вперемешку лежали трупы стражников и легионеров. В одном из легионеров он узнал десятника из консульского конвоя и все понял. В сердце стало пусто и холодно. Значит, Кикена все-таки предпринял попытку отбить Калецию. В каком-то сумеречном состоянии Крон пошел по комнатам, окидывая побоище взглядом и подсознательно отмечая, что наемная стража дралась отчаянно, защищая Калецию.
И тут Крон увидел ее. Один из стражников, отбиваясь от нападавших, заслонил ее спиной. Они так и остались стоять: копье, пущенное из пращевой метательницы, пробило медный нагрудник воина, пронзило его и Калецию и глубоко вошло в деревянную стену.
Крон застыл напротив них в немом почтении перед доблестью воина. С какой же яростью он защищал рабыню, если против него пустили в ход столь неудобное в узких проходах людской оружие… Крон вдруг заметил, что руки мертвеца, заведенные за спину, туго связаны. Голова воина свешивалась на грудь, и Крону пришлось низко наклониться, чтобы заглянуть ему в лицо. Сердце его дрогнуло. Это был один из стражников, убивших писца.
Кровь ударила в лицо, словно он получил увесистую пощечину. Никогда не понять ему их психологии. Просто не укладывалось в сознании, что вчерашний мародер и убийца, не брезгующий ничем ради собственного обогащения, мог проявить такую самоотверженность. Крон отошел в сторону и чуть было не споткнулся о труп Валурга. Суровое и решительное лицо начальника стражи окостенело. Обеими руками он сжимал рукоять своего меча, наполовину погруженного в живот. Вот и еще один пример воинской чести. Самоубийство командира, не выполнившего приказа.
Безмерная человеческая тоска накатилась на Крона. Насколько же он оказался слаб и беспомощен в столь ответственный момент жизни. Он побрел не разбирая дороги. На душе было муторно и пусто. Случилось то, о чем предупреждала Пильпия. Не сумев обуздать свои чувства, он предал людей, защищавших его дом и отдавших за это свои жизни.
Крон вышел во двор и остановился. Куда идти? Да и зачем? Что он может, что он вообще представляет собой в этом мире? Рассудком он понимал, что нужно снова взять себя в руки, как брал он себя до сих пор, до этого дня, сцепить зубы, зажать в кулак свою боль и продолжать работать. А точнее, начать работу сначала. Так нужно было не только для этого жестокого мира, но и для самого себя. Чтобы Славный город Пат стал действительно славным в истинном, человеческом значении слова. И для оправдания собственной жизни… Надо было что-то делать, но сил поднять руки уже не было.
Рядом легла чья-то тень. Сенатор апатично посмотрел на нее, затем поднял глаза. Перед ним черным силуэтом в неверном отблеске пожара возник Атран. Бывший раб стоял гордо, непоколебимо, и лишь тень рваными клочьями тьмы трепетала у его ног. И, глядя на его фигуру и трепещущую тень, Крон вдруг понял, кто были те посланники, которые подговаривали рабов в Пате бежать к древорубам. И ему показалось, что не тень прыгает у ног Атрана, а кто-то невидимый дергает за нее, как за ниточки, пытаясь управлять Атраном, словно марионеткой.
- Вот я и вернулся, Гелюций, - твердо, спокойно сказал Атран, и в его руке блеснул меч.
Крон молча смотрел на него, и не было в его голове никаких мыслей.
- Как я и обещал, - продолжал Атран, - я добыл свободу своими руками. Без твоей помощи!
- Ты… видел Калецию? - вдруг спросил Крон.
Тело Атрана напряглось, угрожающе приподнялось и острие клинка в его руке.
- Замолчи! - яростно выкрикнул он.
Крон сник. Зачем он спросил?
Атран сделал шаг вперед и стал прямо перед лицом сенатора. Это был его бывший раб, но это был уже другой человек. Равный ему. А может быть, и выше, потому что здесь был его мир, его земля. Человек, который мог теперь говорить то, что раньше говорили только его глаза. Если бы не трепещущая тень…
- Ты опасный человек, - сказал Атран, и в голосе его прозвучал металл. - И потому я убью тебя. Я должен убить тебя!
- Почему?
- Потому, что ты добрый. Добрый господин. Почти из сказки для рабов, мечтающих о добром господине. Потому, что против жестоких господ рабы восстают, а ты своим существованием подрываешь их решимость!
- А когда вы перебьете всех господ, - через силу выдавливая из себя слова, проговорил Крон, - добрых и жестоких, то каким господином станешь ты?
- Никаким! - отрубил Атран. - Я сделаю так, что рабства не будет вообще!
- Это тебе Бортник подсказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44