Как хорошо, что на космическом корабле нельзя заводить детей! – мелькнула мысль. А вслед за ней другая: хорошо ли?..
* * *
Я рассчитал своих агентов и помощников, мы дали последние интервью, закатили прощальный банкет, а затем перебрались на корабль. Малаканд-ра плыла под нами в золоте своих пустынь, в оранжевых красках степей и лесов, в сочной синеве океанов; кое-где над планетой грудились облака, блистали редкие ледники над высочайшими из пиков, а в безмерной дали, за этим пестрым разноцветным шаром, окутанным голубоватой дымкой атмосферы, пылало яростное солнце. Ресницы Шандры дрожали, а щеки были влажными, когда я включил ионный двигатель; здесь, в этом мире, пусть непохожем на Рай, пусть не самом лучшем из возможных миров, она оставляла так много! Память о первых радостях и победах, о верной Файт и коварной мадам Удонго, воспоминания о стремительной скачке средь опаленных солнцем трав, о ласковой океанской волне, о маленьких уютных отелях Кафры, о древней Фот-сване, ее улицах, домах и парках, фонтанах и дворцах… Я утешил свою прекрасную леди, сказав, что список местных чудес еще не исчерпан, и нас ожидает впереди самое величественное и прекрасное из зрелищ. То была Лурга, газовый гигант, объятый ледяным кольцом, круживший во тьме и холоде на самых дальних подступах к системе Малакандры. Мы направились к ней, чтобы загрузиться рабочим веществом для МИДов и главного ионного двигателя. Мы прошли над блистающими серебристыми обручами, выбросив огромный невод, в котором скапливались ледяные обломки; одни были размером с кулак, другие – с приличный валун, а третьи напоминали угловатый, изъеденный трещинами айсберг или крохотную планетку стометрового диаметра. Их приходилось дробить перед загрузкой в резервуары, а потом плавить и очищать, прогоняя через фильтр – космический лед обычно загрязнен аммиаком и другими примесями, и если его не очистить, стенки дюз покрываются нагаром. Нередко я исследую “мусор”, который скапливается в фильтровальных отстойниках, но до сих пор я не нашел там ничего ценного: ни золотых самородков, ни платины, ни бриллиантов, ни загадочных обломков инопланетных кораблей. Впрочем, я не теряю надежды; вдруг в каком-нибудь ледяном обломке меня поджидает письмо от братьев по разуму с точными координатами Рая? Было бы так интересно выяснить, совпадают ли наши мнения на этот счет…
Но раскопки “мусора” – занятие прозаическое, а вид гигантской планеты, окруженной ледяным кольцом, великолепен; он ужасает, изумляет, повергает в прах и внушает самые высокие чувства. Например, о вечном и бесконечном, о ничтожестве человека и могуществе космических сил, о романтике дальних странствий, позволяющих увидеть подобные чудеса, и о неисчислимом их количестве, обо всем том, что еще предстоит отыскать и узреть. Во всяком случае, огромный зеленоватый диск Лурги, опоясанный ледяным ожерельем, висевший на наших экранах, будил во мне именно такие ощущения, вселяя трепет перед величием и необъятностью Вселенной. Но я видел такие каруины множество раз, а для Шандрыони были новыми, и значит, она трепетала несравненно сильней. Казалось, вид Лурги притягивает ее, восхищает и в то же время будит страх; она побледнела, стиснула щеки ладонями, но не отвела взгляда от экранов. Шандра – храбрая девушка, и я не понимал, что ее так пугает. Ведь она не боялась, когда мы вышли в открытый космос! Нет, не боялась! Совсем наоборот – зрелище звездного неба так пленило Шандру, что я не мог уговорить ее вернуться на корабль… Что же ее пугает теперь?..
Прошел час, и сомнения мои разрешились. Глядя на экран, на сверкающую серебристую арку и диск планеты, маячивший под ней занесенным кулаком, она пробормотала:
– Какая огромная… какая чудовищно огромная… Если б она упала на Мерфи, Грэм, от нас бы не осталось ничего… Даже горсти праха! Молча кивнув, я направился к пульту и приказал сворачивать сеть. Потом ожили маневренные двигатели, “Цирцея” вздрогнула и повернула, одновременно всплывая над ледяным кольцом. Гигантский газовый мир остался на юге, отделенный пламенем, бившим из раскаленных дюз; север, передняя часть корабля, был теперь обращен к звездам, и при виде этих далеких мирных огоньков Шандра успокоилась. Затем включился главный двигатель, и мы стартовали к Солярису.


Часть III
СОЛЯРИС

ГЛАВА 15

Я – прагматик. Мы, спейстрейдеры, все прагматики. Нельзя заниматься торговлей, не будучи прагматиком; это дело не для романтически настроенных людей, поскольку требует строгого учета и контроля. Вы можете мне возразить, что Регос, к примеру, был романтиком, но я вам отвечу, что это глубокое заблуждение. Вы ошибаетесь, считая, что лишь романтики способны мстить;, как раз самую страшную месть свершает человек с холодным, трезвым рассудком, представляющий, что надо делать, как и когда. Регос был именно таким, и я не сомневаюсь, что все у него было рассчитано и обдумано тридцать три раза. Я знаю это, потому что я сам таков. Если бы мне пришлось мстить за Шандру – так, как Регос мстил за Сдину Бетин, – я тоже просчитал бы все возможные варианты и отыскал лучший способ добраться до горла обидчика. Клянусь Черными Дырами! Только не дай мне Бог попасть fi такую ситуацию – ведь я человек мирный и не люблю кровопролития, особенно в планетарных масштабах. Впрочем, мой прагматизм не мешает мне разыскивать Рай. Эти поиски – моя единственная романтическая слабость, но если как следует разобраться, то причины ее самые прагматические. Я полагаю, что Рай – реальный Рай, а не загробный – должен существовать сейчас или осуществиться в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127